Биография Татьяна Ахрамкова Tatiana Ahramkova
Карьера: Драматург
Дата рождения: 25 апреля 1959, знак зодиака телец
Место рождения: Россия. Российская Федерация
Драмтеатр имени Станиславского обрел нового руководителя. Им стала Татьяна АХРАМКОВА, ученица Андрея Александровича Гончарова, много лет проработавшая режиссером в Маяковке. Приказ о смене ее статуса уже подписан.
– Таня, признайтесь, вам в текущее время ужасно?
– Нет. Не жутко. Наоборот, есть ощущение долгожданного поворота. Как в песне Визбора: «Вот разворот какой делается с рекой…» Мне весьма надоела монотонность моего существования.
– Тем не менее вы обещаете довести до премьеры «Свадьбу Кречинского» в своей альма-матер.
– Да. Спектакль будет зваться «Кречинский. Вольный стрелок». На эту думка натолкнул меня сам Сухово-Кобылин: у него в пьесе есть куплеты из оперы Вебера, которые напевает Кречинский. Я об этом непочатый край думала. И поняла, что в этой опере есть демонические, дьявольские моменты, которые просматриваются и в истории Кречинского. Вообще пьеса – про всех нас. Про эмиграцию сознания в пограничные зоны. Нас уже реальность не подпитывает. Кто-то на наркотики подсаживается, кто-то на Интернет, Кречинский – на карточную игру. Для него как раз развлекуха – мишень жизни и толк жизни. А нисколько не монеты.
– Думаю, как и для всех игроков. С точки зрения заработка это уж очень ненадежный метод.
– Конечно! Им нужен адреналин, подпитка психики… Должен удаться спектакль о сильных страстях, о самых разнообразных наркотиках, о наших попытках бегства на ирреальные острова. Я изменила возраст персонажей. Например, тетя, которую все неизменно играли старухой, у меня сорокалетняя, полная сил леди. Она ещё хочет, ещё может, у нее крайний шанс. И происходит чудаковатый альянс между Кречинским, теткой и дурочкой-девочкой, ставшей предметом употребления для всей этой компании. Отец, Муромский, также ещё юный дядя. Все-таки Лидочка взрослая дочка молодого человека. Самый нежданный персонаж – слуга, тот, что позже превращается в киллера. Выращенный на философии Кречинского, он восходит на новую уровень цинизма. Кречинский все-таки джентльмен породы, с определенными принципами, цивилизованный джентльмен. А дальше придет агент народа, ничем не обремененный, возьмет винтовку и начнет отстрел не задумываясь… При всем при том я надеюсь, что спектакль получится забавный. Должно быть, немного сильно удачных актерских работ. Прежде всего, Анатолий Лобоцкий в роли Кречинского. И идеально блистательно репетирует Расплюева Роман Мадянов. Даже у меня, у режиссера, другой раз сердце замирает от его виртуозных плетений… У нас уже были предварительные прогоны – люди сползали на пол от хохота.
– В последнее время ни единственный спектакль Театра Маяковского, кто бы его ни ставил, не влетает без чертовщины…
– В последнее время сама существование без этого не влетает. А театр без затей чувствует и реагирует.
– Что для вас в нынешней жизни самое страшное?
– То, что мы все – участники программы «За стеклом». Я недавно летала на кинофестиваль «Амурская осень» – шибко вдали. Туда, где три танкиста, три веселых друга… В аэропорту необходимо было час поджидать пересадки с большого самолета на здешний. Я пошла, пардон, в дамский туалет. А там висит объявление: «Извините, у нас работает видеокамера…» Мы стали прозрачными. Жизнь стала прозрачной.
– Вы по-прежнему преподаете в РАТИ?
– Да, на смешанном актерско-режиссерском курсе Марка Захарова. Мы с ним давнехонько уже работаем совместно, я преподаю в его мастерской прямо с момента окончания ГИТИСа.
– И как оно вам – молодое поколение актеров и режиссеров?
– Они негусто читают. Практически ничего не знают. У них отсутствует корневая организация.
– Может быть, необходимо перерубить корни, чтобы сформировать нечто принципиально новое?
– Ничего радикально нового в текущее время в театре предстать не может. Общество в целом пробуксовывает, новых идей нет нигде. Все одинаково театр – это джентльмен. Надо штудировать человека. Заменитель живого общения, активный энергетики покуда не найден. Меня шибко тревожит, откель они начинают передвигаться, что им влетает в уши, в глаза… Есть вечные вещи, к которым необходимо припадать. Глупо не ведать Леонардо или Пушкина. Просто идиотично. Потому что в великих культурных текстах – будь то книги, картины, скульптуры, здания – как раз и заложена та питательная энергия, которая может поспособствовать рождению нового.
– Ваши последние спектакли выходили на площадке филиала. А «Вольный стрелок…» появится на центровой сцене?
– Очень надеюсь. Для меня важна сама планировка Театра Маяковского. Здесь есть оркестровая яма, я хочу ее раскрыть, усадить туда активный оркестр, это всю дорогу очаровательно.
– Когда вы принимались за «Свадьбу Кречинского», вы уже знали, что эту пьесу репетируют в МХТ?
– Нет, тогда не знала. Теперь знаю, но меня это не напрягает. Я думаю, мы ни в чем не пересечемся.
– Как служба над «Стрелком» будет совмещаться с новыми обязанностями?
– Я во что бы то ни стало разом начну что-то действовать и в Театре Станиславского. Буду покуда вкалывать на два дома. Там меня не торопят – нужно осмотреть репертуар, познакомиться с труппой.
– Предварительный разговорчик с директором, Феликсом Демичевым уже был?
– Да. У меня покуда крайне приятное ощущение. Он настроен творчески, обещал замыслам моим не мешать и дал мудрые советы, как лучше вступать в театр…
– …и вылезать оттуда. Вы ибо, по-моему, дружите с Мирзоевым, тот, что продержался на посту худрука всего немного месяцев. Он вас не предостерегал?
– Мы с Володей истинно друзья, но он меня не предостерегал. Насколько я понимаю, год обратно у него легко возникли другие планы.
– Вы морально готовы к ответственности за весь театр? Созрела, чтобы брать родное?
– Я давнехонько созрела, чтобы схватить близкое. Я прошла школу и Гончарова, и Захарова, и Арцибашева – видела, какие сложности он тут испытывал вначале. Я попытаюсь наличествовать вестимо, не изображая из себя худрука. Мне нужно, чтобы на меня ничто не давило, не мешало выдумывать. Хочется, чтобы за три-четыре репетиционных часа не только я что-то давала актерам, но и актеры мне. Потому что из этих часов складывается моя бытие. Главное, чтобы мы поняли дружбан друга и говорили на одном языке.
– У вас есть какая-то программа?
– Во-первых, я хочу привести туда своих студентов. Там есть малая сцена, ею в текущее время не пользуются, но мне обещали, что ее подремонтируют, и мы продолжим там наши занятия, нашу работу по пьесе Яноша Гловацкого «Фортинбрас спился». Для первостепенный сцены в текущее время пишется пьеса, но покуда боюсь выдавать подробности.
– Будете звать на постановки других режиссеров?
– Конечно! С Володей Мирзоевым я на эту тему уже говорила. Помимо того, у меня потому как масса учеников, в том числе известных и более того скандально известных: Самгин, Шамиров… С удовольствием буду звать.
– С одной стороны, таковой разворот в вашей судьбе разрешается сосчитать неожиданным. Но с иной – вслед за тем ухода Гончарова все говорили, что «Маяковку» возглавите как раз вы…
– Я бы ни в жизнь не взяла тот самый театр. Потому что я в этом месте выросла. Я поступила на вектор движения к Андрею Александровичу в 1981 году. Пришла в тот самый театр с длинной раскосый. Чтобы изготовить какие-то преобразования в Театре Маяковского, нужен был самостоятельный дядя. Я бы не смогла никого дать расчет, никого разобидеть. Хотя обижать нужно – легко для пользы дела.
– Значит ли это, что для Театра Станиславского наступают тяжелые времена?
– Конечно, я буду глядеть, кто как работает. Меня пригласили, чтобы изменить ситуацию, и я обязана это соорудить.
– Возможны радикальные меры?
– Да. Во всяком случае, радикальные меры, направленные на укрепление труппы. Непрофессионализм цеховой также не пройдет. Театр Станиславского должен располагать в виду, что я весьма ладно знаю цеха. Свет, реквизит, костюмы, декорации – я все это изучила сызмальства. Тут разгильдяйства я не потерплю.