Биография Анатолий Николаевич Байдачный
Карьера: Футболист
Дата рождения: 1 октября 1952, знак зодиака весы
Место рождения: Москва
Воспитанник ФШ г. Обнинска. Играл в командах «Динамо» Москва (1969 — 1974), «Динамо» Минск (1975 — 1979). За сборную СССР сыграл 5 матчей. Серебряный призер чемпионата Европы 1972 г. Главный тренер клуба «Днепр» Могилев, Белоруссия (1980 — 1985). Главный тренер клуба «Заря» Луганск, Украина (1988 — 1989). Главный тренер клуба «Кристалл» Херсон, Украина (1990 — 1991). Главный тренер клуба «Анагенизи», Кипр (1992 — 1993). Главный тренер олимпийской и молодежной сборной Сирии (1993 — 1995). Главный тренер клуба «Ярмук», Кувейт (1995 — 1996). Главный тренер клуба «Тилигул» Тирасполь, Молдавия (1996). Главный тренер клуба «Динамо» Минск, Белоруссия (1997 — 1998, 2003). Главный тренер клуба «Жемчужина» Сочи (1998 — 1999). Главный тренер клуба «Черноморец» Новороссийск (2000 — 2001). Главный тренер клуба «Ростсельмаш» Ростов-на-Дону (2001 — 2002). Главный тренер сборной Белоруссии (2003 — 2005). Главный тренер клуба «Дарида» Ждановичи, Белоруссия (с 2006-го).
Поймал я себя на мысли, сидя напротив тренера «Ростсельмаша» в гостиничном номере Новогорска: как бы в этом месте Байдачный Анатолий Николаевич, а словно бы и вдалеке где-то мыслями. Может, там. где селекционеры выискивают очередного новобранца для главного донского клуба? Может. в Минске — где семейство? А может, ещё где-то … Такое вот диковенное ощущение. Хотя и не поглядывал Байдачный на часы, а напротив, всем видом как бы более того и подталкивал: вы, мол, спрашивайте, не робейте …
— Не вписывается ваш портрет, Анатолий Николаевич, в общее ощущение о футболисте — со школьной медалью, с журфаком…
— Почему не вписывается? Я же играл в футбол, и недурственно! Это раньше было представление: если футболист, то во что бы то ни стало дебил. Но все при этом видели, сколь интересен в жизни Эдик Стрельцов, к примеру…
— Вы с ним узко общались?
— Я моложе. Но и общались, случалось… А неужели не интересным человеком был Яшин? Маслов? Аничкин?
— И не отторгала футбольная среда форварда Байдачного как «сверх меры умного»?
— Отторгает она не за то, что «умный», а по человеческим качествам. Если мужчина закончил журфак, как я, он игрывать лучше не станет. Хотя порядок развития в целом на игре сказывается.
— Сейчас хоть чуть-чуть журналистом себя чувствуете?
— Почему у меня с журналистами конфликты выходят? Профессию эту знаю! Когда знаешь — необъективность действует на нервы ещё сильнее. Противно, когда с заказными вещами сталкиваешься, — я это тотчас чувствую. Многие журналисты забыли, что изучали профессиональную этику. И вот это — самое отвратительное.
— Отправились бы сами когда-то вкалывать по специальности — «заказы» исполняли бы?
— Никогда! Это супротив моей натуры. Отсюда и многие конфликты — не иду ни у кого на поводу. Не хотите со мной обладать занятие — ну и ладно, но супротив воли действовать не стану. И взгляды на бытие давнехонько сформировались.
— Оттого, что профессию нашу понимаете, превращаете каждую пресс-конференцию в шоу, да?
— Вот как раз. Я и подыграть пытаюсь, и спровоцировать. Я хотел сделаться журналистом — и стал бы, если б не травма.
— Ни об одном из бурных своих постматчевых заявлений не жалели?
— Жалел. Вообще, если открыто, считаю эти пресс-конференции делом вредным. Приходишь взвинченным, на эмоциях, изредка себя не контролируешь, в раздевалке только что всякого наговорил — не успеваешь переключиться. Слышишь провокационный вопросительный мотив — и отвечаешь так, что после этого терзаешься.
— О чем жалели, помните?
— Скажешь про кого-то из игроков — он, мол, не высшей лиге соответствует, а второй… Одно занятие потом игры такое от тренера услыхать, другое — на следующий день в газетах впитывать текст.
— Про Коваленко вы и пожестче высказывались.
— Про божий дар Коваленко я ничего плохого не говорил. Этот парнишка — разговорчик отдельный.
— Вот давайте и поговорим. Как-то Тарханов сказал: «Не знаю, чего Байдачный с Коваленко возится? Я бы такого игрока выпроводил сразу».
— Потому возился, что это гений! Мне хотелось, чтобы он принес пользу и себе, и российскому футболу. Такие игроки уж очень нечасто попадаются, чтобы тотчас крест становить. Безумно жалостно было лицезреть, как губит чувак личный гений. Возился я с ним до конца, хотел одержать победу.
— Против себя шли?
— Против себя, супротив команды. Таланту нужно многое извинять. Был в работе миг, когда, казалось, все он понял — девять голов в восьми матчах забил. И заново сорвался. Не может дядя сдерживаться с целью футбола.
— В каких-то чертах Коваленко себя молодого не узнаете?
— В различие от Коваленко я хоть отбавляй работал на тренировках. Да, нрав у меня тот ещё был, но по самоотдаче вопросов не возникало. Я вечно любил тренироваться.
— И Хомич вам прочил славу Василия Трофимова. Что помешало сделаться «правым краем на все времена»?
— Много чего. Рано в сборную попал, со славой не совладал… Москва. Я единственный. Предоставлен сам себе.
— Весь мир для вас, карманы полны денег.
— Да, да. Тот же происшествие — Толик Кожемякин. Мой дружбан покойный. О нас до срока заговорили, мы до времени заиграли… Вот Блохину повезло, у него родители рядом были. Мать, бывшая спортсменка, удерживала от многих вещей. Почему я Блохина вспомнил — мы втроем и играли, от юношеской сборной СССР до национальной дошли. Блохин слева, Кожемякин в центре, я правее. Мы с Толиком сильнее начали, быстрее до сборной доросли, а великим стал Блохин. Правильная поговорка — до срока начал, до времени закончил. Одна травма — и все. Наверное, где-то я неправильно отнесся к футболу, и существование покарала.
— Как Кипиани говорил: «Кто должен был сыграть, тот сыграл».
— О чем и речь! Я не сыграл, не сделал того, что мог. А как начинал — финал Кубка кубков, серебряный призер чемпионата Европы…
— Вам природой меньше было отпущено, чем Блохину?
— Кожемякину было дано значительно больше, чем Блохину или мне. На чемпионате Европы он получил приз не только лучшего бомбардира, но игрока вообще. Конечно, он был сильнее нас. Погиб в 21 год…
— О подробностях гибели Кожемякина многие не знают.
— Случайность. После игры увязнул в лифте, стал выбираться, лифт тронулся, зажало… Не хочется припоминать, ужасно. На «Динамо» панихида была, мы всей командой присутствовали, предали земле Толю на Головинском кладбище.
— Вы же, кажется, в Москве выросли?
— Стояли два барака рядом на Москве-Сортировочной — вот в одном я с родителями и обитал. Потом в область перебрались, получили комнату в «хрущевке». Никогда не забуду, как первостепеннный раз узнал, что такое футбол. До того мы, послевоенные пацаны, по большей части дрались. Однажды пригласили в смежный двор — там я и увидел, как играют мячом со шнуровкой. Ладно, думаю, сегодня посмотрим, что это такое. Попробовал. С тех пор мячом бредил, до такой степени развлекуха поразила. Со следующего дня сам компании искал, где поиграть. До сих пор для меня футбол — потрясение…
— А к чему вам институт физкультуры был, Анатолий Николаевич? Вы же разумный!
— Футбол любил беззаветно. Обречен был сходить одной дорогой — как все. Если «как все», то в институт физкультуры. Играть закончишь — станешь тренером. Потом взгляды изменились, появились друзья-журналисты. Причем высокого класса.
— Кто?
— Например, Павел Якубович. В Минске мужчина именитый, редактор «Советской Беларуси»… Раз попросили меня черкануть статью, после этого рапорт с игры… 24 года — все новое, все увлекательно.
— При вашем-то начале футбольной карьеры в настоящее время слава игрока Байдачного должна перекрывать славу тренера.
— Да, но того, что могло было выдасться, не случилось. Где-то помешала динамовская конкуренция — молодому если и давали дорогу, то на его местоположение завсегда претендовали два «старика». Тогда в «Динамо» было девять нападающих, и все — классные. Да и недолюбливали нас, молодых, динамовские ветераны…
— Пудышев рассказывал, что вы, раньше него перебравшийся в Минск, его там неласково встретили.
— А я что. чмокать его должен был? Ког-да играли в «Динамо» — были нормальные отношения, но друзьями мы не считались.
— Не «считались друзьями» и со Львом Яшиным. Тот, кажется, более того сказал: «В «Динамо» останусь либо я, либо Байдачный» …
— Так вопросительный мотив не стоял. Кто я таковой по сравнению с Львом Иванычем?
— После игры в Болгарии вы, кажется, ним, начальником «Динамо», в аэропорту по вздорили?
— По большому счету ничего я такого Яшину не наговорил. Ни-че-го! Просто в со ветское время людей «оберегали» от некоторы вещей. «Непринятых». Я оптимальный бомбардир ко манды, с режимом также строй. Когда воз вращались из Болгарии, вслед за тем банкета… Ну сами понимаете. С Яшиным — да, вышел не славный разговорчик. Вы думаете, я единственный «под градусом» был?.. Из конфликта на пустом ме сте устроили прилюдную казнь. Демонстрацию.
— И чем демонстрация завершилась?
— Я получил запрет на профессию. Не мог игрывать. А оттого что офицером числился, от правили служить на два месяца. Меня тогда как раз «Спартак» приглашал.
— Там узнали, что в «Динамо» у вас проблемы?
— Так дебош вышел на всю страну! Что бы в «Спартак» перейти, необходимо отбояриться о армии. Получаю в ответ: «Пошлем не в «Спартак», а лагеря охранять». Действительно, отправили в ссылку. Только не лагеря караулить, а голы забивать за минское «Динамо».
— Тогда заметка про вас вышла в еженедельнике «Футбол».
— Даже наименование помню — «Крайняя точка правого крайнего»…
— И недобрые слова в ней говорили про молодого форварда игроки «Динамо» — Петрушин, Долматов, Гершкович, Пильгуй, Долбоносов. Простили?
— А я и не обижался. Прощает Бог! У каждого есть близкое соображение, свой точка зрения и право его выложить. Никаких обид. Так и тогда было — хотя для молодого человека уяснять текст про себя такое — потрясение.
— Представляю, с какой радостью вы дорвались до мяча в минском «Динамо».
— Я уезжал из Москвы — плакал! В голове не укладывалось — разве уезжаю?! Для меня это была ссылка. Все казалось ненастоящим, второсортным. Две недели пожил в общежитии, затем получил квартиру, женился… Через год ворочаться в Москву расхотелось.
— Женились-то на дочери первого секретаря?
— Ох, я сто раз об этом рассказывал, повторяться не хочется… В этом году серебряная свадьба.
— Минск потом Москвы деревней казался?
— Да нет, ни в жизнь Минск деревней не был. Красивый град. И хоть порядок футбола не столичный, зато касательство к нему потрясающее. После московских скандалов мне больше всего хотелось передохнуть. В Минске я это отсутствие тревог получил…
— И внутренне успокоились?
— Может быть. Постоянно в составе, огромный конкуренции нет… Потом как-то задумался: а хочется мне ворочаться в Москву? Остался насовсем. И вспоминал, как Севидов провожал меня из «Динамо». Уезжай, говорит, в Ленинград, а посредством месяца три вернешься. Нет, отвечаю. Лучше в Минск. «Если поедешь туда, назад не вернешься!». — «Как так?». — «Я там работал, знаю, как в этом городе принимают -точно не вернешься». Как в воду глядел.
— Действительно «принимали»?
— Конечно. И генерал Шкундич, председатель совета «Динамо», все делал, что мог. Про Машерова, руководителя республики, не говорю — джентльмен был диковинный. Все руководство — болельщики. Тесть рассказывал, как Машеров вел заседания. Смотрит на часы: «Та-а-к, продолжим затем игры»… Идет на своих двоих на стадион, с болельщиками общается, а за ним следом все ЦК.
— В Минск следом за вами из московского «Динамо» перебрались Курненин с Пудышевым. Последний, говорят, здорово на новом месте чудил?
— Юра — он по характеру таковый дядя. Веселый. Анархист. Но в то же время игре Пудышев отдавался на все сто. Единственное, досадно, какие он беседа раздает — рассказывает про Малофеева вещи хоть и веселые, но… Почитаешь — ощущение, что мы только пили, а в промежутках играли. Но мы же впрямь полно работали!
— Пудышева, уместно сказать, мысль — «Кто не пьет, тот не играет»…
— Он сам великолепно знает, что это не так. Актер… А если сообщать о Малофееве — любили мы его, хоть временами и посмеивались. Чемпионами СССР легко так не становились… Главное, мы его не предавали.
— А вам ни в жизнь не хотелось на манер Малофеева своей команде вместо установки сказки Пушкина прочесть? Или «12 заповедей игрока» на стену базы приколотить?
— «В бою температуру не меряют», да? Я прагматичный дядя, мне ближе Бесков или Лобановский…
— А вас Дасаев «сломал»?
— Я выходил единственный на единственный, перебросил сквозь него мяч — и получил от Рината двумя ногами в правое колено. Хорошо, поле было сыроватое, а то неизвестно, чем бы все закончилось. Боль страшная.
— Когда поняли, что это — все?
— Когда Миронова в ЦИТО сказала, что только 7 процентов оставляет на то, что смогу игрывать. 93 — супротив. Можно было поехать в Германию, свершить операцию, но тогда такое не практиковалось. Случись такая травма в текущее время, посредством два дня смог бы бегать-прыгать… Но, располагать информацией, так суждено было. Где-то я предал футбол, и был наказан.
— А может, для того вас судьбина и ударила, чтобы вы стали тренером?
— Может быть. Не факт, что доиграл бы я до тридцати с лишним — и пошел потом этого в тренеры. Все в руках Божьих. Удары судьбы — также на пользу.
— Сегодня вы счастливы?
— Сложно отозваться… Вот образец с Новороссийском — все делалось верно, шли к успеху, но в какой-то миг люди решили получить денег. Пришлось сходить навстречу руководству клуба — команда была распродана. А затем ещё и говорят вслед: мол, продавал игроков Байдачный… Как это втолковать? Беспредел! Иногда думаю — вот разражусь статьей, в которой расскажу про ситуацию в Новороссийске все. А следом задумываюсь — к чему? Не буду сносить сор из избы. Но если и дальше из Новороссийска будет раздаваться любая чушь — не выдержу и воистину все расскажу. Многим будет крайне больно, поверьте… Столько сделал, в УЕФА «Черноморец» вышел — а кто-то на этом нажился, в настоящий момент ещё и грязью поливает. Хоть бы словечко благодарности сказали — но ощущение, что таковый скверный тренер был, что без затей деваться им, беднягам, некуда…
— А не устали, Анатолий Николаевич, по гостиницам да самолетам существовать?
— Устал. Но это футбол. Свыкся. С 16 лет так живу.
— Где, уместно сказать, вы дома?
— В Минске.
— В таковой ситуации не замечаешь, как собственные дети вырастают.
— Да. Я и не заметил, как отпрыск вырос, женился…
— Помните первые месяцы за пределами футбола?
— Такое не забывают. Еще вчера ты играл, с тобой считались, — и нежданно понимаешь, что больше никому не нужен. Тебе говорят: «Рассчитывайся по-быстрому, увольняйся из армии, получай последнюю зарплату». В команде есть ставка, лучше ее вернуть другому, тот, что играет. До этого за тебя держались, из этой самой армии не выпускали… На этом моменте многие ломались, начинали спиваться. Я также тот отрезок времени несладко переживал. Раздражало все — и жалость, и злорадство.
— Выпивали?
— Да. Потом заставил забрать себя в руки. Сказали мне как-то: «Анатолий, не хочешь тренером поработать?». — «Да какой из меня тренер?!». — «Ты попробуй, все когда-то начинали». Пришел на тренировку, смотрю — напротив меня, худенького, стоят здоровые мужики. все старше меня, у каждого кг по пять лишнего веса… Да-а, думаю. Смотрю на поле — а сквозь него тропа идет. Но ничего — авторитет у меня здоровенный был в той команде. Которая шла в тот миг на последнем месте. Обращение с первого дня — жестко на «вы». Панибратства не признаю.
— Все, что недоиграли, туда вложили?
— Титаническая служба. Последний матч в Риге 1:4 проиграли, и прямо в автобусе команда моя праздновать начала — малопонятно что. Будто победили. Так. говорю, пацаны, в то время как вы ещё при доброй памяти, по одному ко мне с заявлениями. Из 18 джентльмен 16 освободил.
— В таких ситуациях команда сама не собирается тренера «освобождать»?
— Надо мочь совершать так, чтобы не собиралась. Отправился на Украину, набрал молодых игроков — на следующий год заняли второе местоположение. Потом вышли в первую лигу.
— Когда вы поняли, что не без затей называетесь тренером, а стали им?
— Когда мне понравилось это занятие. Когда основополагающий неудачный период закончился, когда пришлось уговаривать обком, что футбол этому городу нужен. Я не знаю, мировой ли я тренер, более того в текущий момент. Но то, что могу влиять на ситуацию и на команду, понял тотчас. Всегда ощущал, что подчиняю себе.
— Никогда ситуацию на самотек не пускали?
— Никогда. Иначе будет конфликт.
— Конфликтов боитесь?
— Не боюсь. Умение изготовить из конфликта справедливый вывод, послать людей куда надобно — большое искусство, между прочим. Многие тренеры так поступают — искусственно создают конфликтную ситуацию, натуга, которое следом выплескивается на поле. Большое искусство.
— Вот вы и нажили в итоге репутацию человека конфликтного.
— Я завсегда пытаюсь осмыслить людей. Обратите внимание: как бы игроки ко мне ни относились, все хотят игрывать у Байдачного. Да. я могу лидеру команды жестко выговорить -если он начал предавать футбол. Мы сами этого не понимали в 1973-м, когда из «Динамо» уходил Бесков … никто не понял, что тогда рухнула команда — и рухнула на десятилетия. И до сих пор подняться не может! Игроки Бескова предали. Бесков ни в жизнь бы не ушел, была колоссальная подмога в МВД — скорее, разогнали бы всю команду, но Константина Иваныча не отпустили бы… После тренировки посадил нас в раздевалке, спрашивает: как ты ко мне относишься? Я был, Кожемякин, Якубик… Все — его воспитанники. Начал Якубик: «Вы, Константин Иваныч, большой тренер, но как с человеком трудиться с вами не могу!». Мы поддались, Андрея поддержали.
— Тяжело такое Бескову в физиономия произносить.
— А мы — говорили. Каждым словом губили «Динамо». Бесков сказал: «Мне все ясно». Развернулся и ушел. Он-то понимал, что нас, молодых, как глупых баранов повели на бойню, и вместо того. чтобы сделаться звездами, мы все потерялись в футболе. При нем — становились звездами. Наверное, Бог меня за это и проучил.
— А отчего, любопытно, «Жемчужина» развалилась?
— Поехал я обучаться в первую голову в ВШТ, а опосля в «Милан» на стажировку. Туда только-только ван Бастен с Гуллитом пришли. Огромное ощущение! И началась моя эпопея -«Заря», Херсон, Азия, «Тилигул»… И Сочи. «Жемчужина»… Отчего развалилась, спрашиваете? Все было привычно до 17 августа, а там рухнула вся держава — и «Жемчужина» совместно с ней. Куда от кризиса денешься?
— Для вас всякий уход из команды — драма?
— Не скажу, что беда… Пытаешься что-то произвести, за какие-то места борешься, работаешь — бытие уходит, а она одна отведена.
— Зато следом азиатского периода есть у вас самое главное — материальная независимость. Не ужасно просидеть год без работы?
— Да какая там независимость… Ерунда! Сколько бы денег ни было — на три бифштекса больше не съешь. Смысл жизни — в работе. Год без работы? Очень несладко. Хоть и нет у меня ни в жизнь запасного варианта
— Для вас не диковинно, что как только уходите с одного места, моментально появляются другие желающие зреть тренера Байдачного у себя?
— Наверное, всем хочется в «зону УЕФА».
— Прямо как «Черноморцу».
— Да. От которого осадок нелегкий. Знаете, как произошло? Приглашает Ростов. У меня более того мысли не было то приглашение принимать, но решил проэкспериментировать. Прихожу к руководству «Черноморца», говорю: так и так, зовут — может, лучше покинуть? Поддержали с таким энтузиазмом! Разве что отплясывать и аплодировать не начали. С удо-воль-ст-вием меня отпустили.
— Почему?
— Потому что я стабильно конфликтовал. Хотел быть вверху. Требовал условий для команды. А людям из «Черноморца» значительно удобнее было находиться с 10-го по 14-е местоположение, чем с 1-го по 6-е… Спокойнее. Когда вверху — ты всегда в трансе, внимательность большое, на тебя обрушивается поток информации. Им не нужен тренер, тот, что требует.
— Нынче в Новороссийске жалеют, что Байдачный ушел?
— Ни сожаления, ни жалости. Мне только за то неприятно, что обманули людей в Новороссийске — население пошел на футбол, болельщики ночевали на стадионе, а мы их предали. Пошли вспять, а не вперед. И зря в Новороссийске говорят: не знают, мол, куда ушли финансы за Левицкого, Тчуйсе, Попова, остальных… Все замечательно знают.
— Давайте темы поприятнее обсудим. Правда, что «Войну и мир» вы четыре раза перечитывали?
— Три. В любой отрезок времени жизни эта великая книжка воспринимается по-своему.
— Курить, говорят, не так давнехонько бросили?
— Третий год пошел. Пока держусь.
— Вы уверены, что «Ростсельмаш» — ваша команда?
— Пока не знаю. Сейчас у руководства есть стремление совершить хорошую команду. Я готов ступать дальше, более того посредством конфликты…
— Не боитесь, что прочтет это, скажем, глава администрации области Чуб — и не поймет вас?
— Нет, не боюсь. Кстати, на эту тему мы недавно с ним говорили. А что тут таить? И для чего? Нет движения — нет жизни …