Биография Яков Явно
Карьера: Музыкант
Дата рождения: —
Место рождения: Израиль
Много лет назад, когда я не понимал ни слова по-английски, я не мог оторваться от песен «Битлз». Значит, есть что-то большее, чем слова: вибрация, энергия, настроение, динамика: Нечто такое, что людей любой национальности может заворожить.
Мы встретились, как и договаривались, в десять утра подле станции метро «Юнион сквер». Я увидела его сию минуту — невысокого роста, наголо бритый, с бородой и в очках, в блузоне из дерюги с длинными рукавами и в длинных черных брюках, — он выдавался посреди присутствующих. Я видела его и в прошлой своей жизни, когда Камерный иудейский мелодический театр приехал на гастроли в Кишинев. Но только тогда я ещё не знала, что Яков Явно на протяжении тринадцати лет был ведущим артистом и безоговорочным лидером этого коллектива.
Сегодня Яков Явно живет в Нью-Йорке, где довольно популярен. Или «раскручен», говоря современным языком. А вот в Израиле его до недавнего времени без малого не знали. Знаменитым его сделала сольная программа «Дорога домой», которую Яков недавно показал в нашей стране:
Мы провели с ним сообща весь день. О чем только мы ни говорили — об эмиграции, творчестве, публике Америке, Израиле, прессе… Лучшего спутника, собеседника и экскурсовода я бы себе пожелать не могла. Он показывал мне свой Нью-Йорк, свой Гринич-виллидж, богемный район, в котором он живет.
— В Нью-Йорке вы чувствуете себя как дома?
— Я не знаю, что такое обиталище. У меня тут есть любимая леди, с которой мы совместно. Это огромное фортуна, это крайне немаловажно, но это не все. Я довольный мужчина, потому что что могу реализовать себя и на протяжении энного количества лет оставаться тем, кто я есть — художником и актером.
— То есть вам не пришлось «поработать эмигрантом» — разносить газеты, мыть машины, караулить суперы?
— Обошлось без этого. Я приехал в Америку по приглашению Ванессы Рэдгрейв. Принимал участие в шоу «Сломанная стена» в память о погибших в сталинских лагерях евреях. Работал на Бродвее совместно с ней и другими звездами Голливуда.
— А после этого вы стали нелегальным иммигрантом?
— А после этого случилось бедствие с моей мамой — на нее напал негр и переломал ей ноги. Она попала в лазарет. У меня был выбор: или — матушка, или — карьера (я был заслуженным артистом России и представлен к званию народного, которого так и не получил). Я выбрал маму. Я не мог ее кинуть.
— Но шоу кончилось, и…
— …я оказался в жуткой ситуации, никто не протянул руку помощи. Я попал в русское гетто, нет ни братства, ни искренности, ни взаимопонимания. Я понял, что из этого гетто нужно мчаться. И как не возбраняется дальше. Я поступил на иудейский семинар Колумбийского университета, где готовят канторов. Здесь все говорили со мной на одном со мной языке. Здесь все были хранителями еврейской традиции.
— Но кантором вы так и не стали.
— Вы правы. Отучившись четыре года, я понял, что не могу быть кантором. Я почувствовал себя чужим в синагоге. И я сказал себе — нет. После этого на моем пути появилась Айрин.
— Шерше ля фам в американском варианте!
— Ничего смешного! Покидая канторскую школу, я уходил вникуда. Айрин приняла меня таким, какой я есть. И всячески помогала и поддерживала мне в поисках.
— Это Айрин вывела вас на Клер Бэрри, одну из легендарных сестер?
— На Клер меня вывела продюсерская предприятие. Там меня спросили, не хотел бы я обозначиться с одной из сестер Бэрри в концерте: Я, конечно же, согласился. Она пришла ко мне и представилась: «Клер». А уж опосля я узнал, что после этого смерти младшей сестры Мерны, скончавшейся от рака, она не выступала 15 лет. Первый партнер, с которым Клер работала позже возвращения, был Эмиль Горовец, а второй — я. Четыре года мы отработали совместно. Больше Клер ни с кем не выступала.
— Не хотелось бы вам возвратиться снова на Бродвей, в шоу?
— Никогда в жизни! У меня есть родное ориентация — идиш! Меня нередко спрашивают: «Почему ты поешь эти еврейские песни? Почему не русские или цыганские, к примеру?» Мол, таковый репертуара сужает аудиторию. Меня такие «сомнения» не смущают. В идише — своя прелесть, свой шарм, свой аромат. К сожалению, великая идишская культура уходит. Это необратимый ход. Но все-таки народонаселение, тот, что имеет касательство к этой культуре, жив!
— Вы полагаете, что песни на идише адресованы только евреям?
— Много лет вспять, когда я не понимал ни слова по-английски, я не мог отстать от песен «Битлз». Значит, есть что-то большее, чем слова: вибрация, энергия, расположение, динамика: Нечто такое, что людей каждый национальности может заворожить. Я исполняю песни на идише не только для русскоязычных евреев. Моя главная мишень — вылезти за черту оседлости. Я ненавижу гетто. Я родился в Минске, и в доме, в котором я жил, во время войны располагалась немецкая комендатура. Я ненавижу тот самый здание, я ненавижу словечко «гетто»…
— Между прочим, американцы, шибко высокомерны и до культуры другого народа не снисходят. Например, еврей Боб Дилан более того представить себе не мог, как будет слышаться в его репертуаре песня на идише.
— Увы, в странах, подобных США, евреи растворяются и говорят на других языках. Глобально мы, евреи, никому не нужны. И не необходимо тешить себя иллюзиями, что нашим домом может сделаться Америка, Россия, Италия или Германия. Наступает миг, когда нам без затей говорят: «Катитесь отседова!» Это в лучшем случае. В худшем — несложно уничтожают.
— Но оттого что на планете существует групповой иудейский обитель — Израиль? Он и для того и был создан, чтобы уберечь евреев от уничтожения и ассимиляции.
— Мне потрясающе что надо в Израиле. Но проронить, что это мой здание, я не могу. Видать, судьбина наша такая. Мы родились на полустанке, на полустанке и умрем. Чтобы обитель стал родным, в нем должно быть уютно все обитателям. Пока же нас, русскоязычных евреев, считают этакими «двоюродными» братьями. Нет контакта между «русскими» — и американцами, между «русскими» — и израильтянами. Нет его! Мы говорим: «Все мы — евреи»! Да, мы — евреи. Но мы — евреи, живущие в Америке; мы — евреи, живущие в Израиле; мы — евреи, которые не имеют ни рода, ни племени. Мы пытаемся разыскать себя в этой жизни и бежим от каких-то проблем, спасая себя и своих детей. Мы стали некой формацией людей, блуждающих по этому миру.
— Все эти «блуждающие» настроения находят какое-то отображение в вашем творчестве?
— Я не хочу быть оригиналом, я всего только мужчина. Но я не хочу распевать песни на идише так, как это распевали в позапрошлом веке. Нашей культуре без малого тысячу лет! На ней выросли целые поколения евреев. Но почему-то ныне решено было произвести так, чтобы эта культура была не угодна раньше всего евреям. Причем, более того в Израиле. Отправляясь сюда на гастроли, я хотел освежить память, что идишская культура, как самое меньшее, ничем не хуже, чем любая другая. И что она может быть частью важный культуры. Почему ныне в Израиле разрешено внимать йеменские или марокканские песни, а все на идише — это как бы «западло»?!
Я представляю культуру народа, тот, что на протяжении многих веков говорил, страдал и общался на идише. Сегодня я понимаю, что эта культура, увы, неинтересна молодому поколению евреев. Она словно бы бы есть — и словно бы бы ее нет. Но с иной стороны я вижу и громадный заинтересованность к песне на идише. Я вижу его на своих выступлениях. Почти любой номер сопровождается овациями. Публика аплодирует стоя и готова внимать песни хоть три часа, хоть пять. Вот я и думаю: как же так? С одной стороны культуру на идише называют галутной, второсортной, а с другой:
— На ваших израильских концертах присутствовали в основном репатрианты из бывшего СССР, хотя песню на идише любят и выходцы из Польши, Румынии, Аргентины. Вы считаете, что могли бы удачно вкалывать и для этой категории зрителей?
— Я приехал в Израиль, чтобы напевать. И, конечно же, мне бы хотелось, чтобы на концерты приходили разные люди. В том числе, и выходцы из Йемена, Марокко, Ирака — откель угодно.
— А как вам вообще показался израильский зритель?
— Израильтяне — это уникальная публика! Это красивые, гордые, свободные люди. Я готов напевать для них бесконечно.
— Извините за нескромный вопрос: а кто финансово поддерживает ваше творчество? Сегодня без больших денег более того номер концертный не сделаешь, не говоря уж про целую программу.
— Весь фокус в том, что у меня нет спонсора. Почему-то для поддержки искусства какого-нибудь племени мумбо-юмбо монеты неизменно находятся, а на настоящую идишскую песню их нет. Когда год обратно я увидел «Песни еврейского местечка», сделанные Фимой Александровым в Москве, у меня слезы из око брызнули. Моя супруга говорила: «Почему ты так это воспринимаешь? Ты делаешь родное, он делает свое». Но я-то видел, какие деньжищи были вложены в это действо.
— Вам не понравилось шоу Александрова?
— Мне бы не хотелось оценивать творчество коллеги. Я считаю похвальным любое воззвание к песне на идише.
— Позвольте напоследок задать обычный вопрос: ваши творческие планы?
— На НТВ записали мой концерт, тот, что будет показан в Израиле на Рош ха-шана. ОРТ, РТР и канал «Культура» планируют сделать запись мое выступление в Москве, в помещении МХАТа и в концертном зале «Россия». Собираюсь я принять участие и в фестивале Михоэлса…