Биография Павел Александрович Акунин
Карьера: Философ
Дата рождения: —
Место рождения: Россия. Российская Федерация
Акунин Павел Александрович (1820—1900), философ. Родился в Москве; в 1841—1842 учился в Берлине, испытал сильное влияние Гегеля, был добровольцем во время Крымской войны. Позднее уединенно жил в своей усадьбе.
Бакунин не создал системы, но его построения, изложенные в его книгах и письмах шибко интересны как последнее проявление гегельянства на русской почве. Для Бакунина — и в этом месте, воистину, он вдохновляется Гегелем — нет жизни за пределами связи с Абсолютом, только для Бакунина Бог есть живое средоточие бытия, источник всякой реальности, вечное самосознание. Мотивы имманентизма, до того определенные у Гегеля, не исчезают, и все-таки, окончательно у Бакунина; Бакунин прямо писал: «Я признаю Гегеля моим учителем и себя верным его учеником». Но исповедуя свою преданность Гегелю, П. Бакунин в то же время существенно отходит от него. Если в таких, напр., словах: «жизни нет прочий, как основанной на бесконечности» мотивы имманентизма могут быть усмотрены без насилия над текстом, то в др. (и притом крайне многочисленных) местах миг трансцендентности также бесспорен. От этих колебаний Бакунин спасается в коренном его трансцендентализме. Для него Бог есть «сплошной разум», вследствие этого Бакунин пишет такие, напр., слова: «натура в каждом своем проявлении подчинена закону действующего в ней всеобщего разума». «Есть не мертвая материя, не тупая действительность, не бессмысленные атомы, а есть только бесконечная жизнь». Дыхание Абсолютного сообщает толк и реальность всякому «инобытию», тому «другому», что, ограничивая Абсолют, порождает настоящий мир. Но Абсолютное, хотя и есть источник всякой реальности, без «инобытия» не может выказать себя и оттого нуждается в нем. «Чистый толк, целиком отрешенный от внешнего мира и вследствие этого дальний от всякой необходимости, есть только туманный смысл». Все это оставляет нас в пределах имманентизма — в особенности это ясно, когда Бакунин касается природы. Все реальное существование подчинено закону взаимовытеснения; это есть, как он говорит, «важный спор», диалектический ход манифестации Абсолюта в мире. «Мировой спор, — пишет он, — во всех своих аспектах возможен только потому как, что он имеет близкое основание в той бесконечной всеобъемлющей сущности, которой держится весь мир и без которой ни одно из его существований не могло бы снести той страшной напряженности, с какой ведется важный спор». Лишь «в явлении красоты стихает важный спор», краса есть, по Бакунину, «бесконечная гармония бесконечного противоречия».
Но когда Бакунин обращается к теме о человеке, он начинает удаляться от Гегеля. «Человек… не только исполнен всем значением всеобщего смысла бытия… но как особое, единичное созданье, он в своей единичности есть особая незаменимая правда бытия, вследствие чего его нельзя ни отменить, ни вычеркнуть его из действительности: он пребывает в ней ее неизменной, вечной чертой». Это есть мотив персонализма — иного, чем у Б. Н. Чичерина, но все же уводящего Бакунина от Гегеля. Вследствие той романтической веры в человека, которая шла от Фихте и которая нашла у Бакунина замечательное выражение в апофеозе женщины (в книге «Запоздалый звук сороковых годов»), Бакунин, в свое время всего, верит в творческие возможности в человеке, видит в творчестве призвание человека: «произвольный дядя призван быть художником или творцом действительной жизни». Конечно, речь идет о «действительной» жизни, по мысли Гегеля, отличающего действительное от существующего. По словам Бакунина, «реальность не есть то, что прямо находится перед нами, — она вечно делается и есть произведение человека».
«Только от человека объясняются все ряды существования и самый-самый образ бытия». Этот тезис уже персоналистической метафизики разрастается у Бакунина в утверждение «вечного бытия» человека. Перед нами «религиозно преображенное гегельянство». Но, необходимо произнести, в этом месте сама религиозность определенно романтическая. С особенной силой это проявляется в своеобразной философии смерти, в культе женщины («истиной мира и бытия… овладевает только влюбленность,.. а влюбленность осуществляется не по-другому как посредством сердце и в сердце женщины».
«Я верю безотчетно в Бога, — писал Бакунин… — и вся философия не что иное, как предположение Бога, в которого все бессознательно верят…» «и исповедание Бога только подтверждает мое верование в науку». Здесь религиозная сфера оказывается доминирующей — из нее исходит толк во все сферы творчества. «Вера есть активный толк или самая жизнь». В этом выражается его религиозная романтика на основе гегельянства. У Бакунина есть любопытнейшие перепевы идей Шлейермахера — и самое ощущение Бога для него есть уход в Бесконечное. «Человеку свойственно души не чаять берега, — писал он в одном письме, — и когда они теряются из виду, душу его охватывает волна иного, неземного, смысла».
Человек постольку и джентльмен, оттого что он пребывает в Боге, — и оттого конец есть только отбояривание от того, что стесняет духовную бытие человека: «мужчина есть не то, что в нем умирает, а то, чем он живет». А живет джентльмен тем, что связывает его с Богом — со Всеединым… Эта религиозная интерпретация гегелевского «интуитивизма», конечно, больше, чем «вариант» гегельянства… Несмотря на постоянное звучание имманентизма в религиозных высказываниях Бакунина, несмотря на то, что он ищет единства веры и знания, что у него так нередко встречаются мотивы трансцендентализма, — он все же покидает почву гегельянства в своих персоналистических упованиях, в защите личного бессмертия.