Биография Николай Александрович Анненков
Карьера: Артист
Дата рождения: 21 сентября 1899, знак зодиака дева
Место рождения: Россия. Российская Федерация
Чеховский Фирс в исполнении Анненкова совсем не похож на его Веденея из “Холопов”. Тот тоже был предан госпоже и стремился исполнить свой долг до конца, но во всем его поведении было больше лакейской услужливости и холопского преклонения перед сильными мира, нежели искренней любви к княжне.
Николай Александрович Анненков, а точнее, Николай Александрович Кокин — таковы настоящие имя, отчество и фамилия, данные ему отцом и записанные в церковную книгу, метрики, а далее в удостоверяющий личность документ и другие документы — родился 21 сентября 1899 года в селе Инжавино Кирсановского уезда Тамбовской губернии в купеческой семье Александра Ивановича и Анны Николаевны Кокиных.
Многие поколения семьи Кокиных жили на месте его рождения, в самом центре России, занимаясь земледелием и другими видами крестьянского труда в имении, принадлежавшем графам Орловым-Перовским. На плодородных землях они выращивали элитную пшеницу, которая не только славилась на всю Россию, но была известна по всему миру, куда качественный сельскохозяйственный продукт тамбовских волостей экспортировался в большом количестве. Дед Николая — Иван Кокин — выходец из крестьянской семьи, завел в Инжавино амбары и Лабазы, из которых отгружали зернышко и муку высшего качества в различные регионы России. В большом и богатом селе были построены три огромных, многоэтажных мельницы, бесперебойно работавших, как три мукомольных завода. Каждый год из Инжавино вывозилось по девять миллионов пудов отборной высококачественной пшеницы.
Отец Николая Александр Иванович Кокин (1876 г.р.) к лабазам деда добавил мануфактурную лавку. Он снабжал своих земляков материей, текстилем и прочими мануфактурными товарами, которые привозил из Москвы, Калуги и других городов. Покупал аршин ситца за тринадцать с четвертью копеек, а продавал за четырнадцать. Наживая таким образом всего три четверти копейки, он сумел за два года в четыре раза увеличить состояние своего отца. Александр Иванович жил в стране, которая позволяла людям предприимчивым, деятельным, энергичным достигать значительных результатов. А его наследник Николай, родившийся в эпоху, когда ещё была жива Россия, которую мы потеряли, до сих пор помнит, что в те времена не возбраняется было за семь рублей достать корову, а за сорок копеек — весь воз арбузов.
Александр Иванович был человеком изумительно порядочным и честным, человеком, тот, что жил больше сердцем, нежели рассудком. Любил людей, верил им и сам ни при каких обстоятельствах никого не привирал. Он был из породы тех всеми уважаемых русских купцов, какие умели известия свои дела, не обременяя себя и других изнурительными бюрократическими формальностями. Для совершения сделки довольно было легко словесного обещания, устного договора. Но доверие к данному им «купеческому слову» было таким, что никакие документы не требовались. В Москве в амбарах Куваевской и Консевской мануфактур, ему нетрудно под честное словечко, без оформления документов давали в кредит пункт прайса на весь доход. Через год он сызнова приезжал в Москву, отдавал занятые капиталы и забирал новую партию товара. После революции Александр Иванович до последних своих дней работал в потребительских обществах и торговых советских организациях. Он умер в 1933 году в городе Майкопе.
Мама Николая — Анна Николаевна Кокина (в девичестве — Казякина, 1881 г.р.) была женщиной образованной, волевой и достаточно строгой. Выйдя замуж, ни на государственной службе, ни в частных предприятиях ни в жизнь не служила. Занималась домом, семьей, воспитывала и обхаживала детей, которых у нее и Александра Ивановича было шестеро, не считая умершего в раннем возрасте мальчика Вани.
В Инжавино у Кокиных был свой, достаточно крупный деревянный двухэтажный жилье с садом, где и проживал до своих одиннадцати лет Коля Кокин сообща с его многочисленной семьей: бабушкой и дедушкой — родителями Александра Ивановича, мамой, папой, сестрами Раисой, Анной, Ольгой, Нонной и братом Валерием. Николай был старшим сыном, вторым, позже Раисы ребенком в семье. Семья была строгая, детей в особенности не баловали. Главой дома у Кокиных считалась бабуся Варвара Степановна, которой подчинялись и дети, и внуки. Именно у нее спрашивали позволение перед тем, как обрести маленькому Коле его основополагающий велосипед; она давала добро и запрет на покупку сладостей и игрушек внукам или обновы детям.
Начальное образование Николай Кокин получил в родном Инжавино у учительницы, которая обучала его и двух дочерей местного нотариуса у себя на дому. А в 1910 году Александр Иванович, мечтавший вручить сыну серьезное образование, отвез Колю в Тамбов и определил в реальное училище, учебный проект которого, по существу, совпадал с образовательной программой российских гимназий того времени, что означало рослый порядок предоставляемого подросткам большого объема знаний. Перед отъездом папа подарил сыну собрания сочинений Пушкина, Лермонтова и Тургенева. В Тамбове все семь лет учебы в училище, подросток жил в семье родственников, приезжая домой в Инжавино только во время каникул.
В тот же год, когда Николай поступил в училище, Александр Иванович впервой взял его с собой в Москву. Остановились папа с сыном на Никольской улице в Славянском базаре, в том самом, обширно известном, в ресторане которого К.С.Станиславский и В.И.Немирович-Данченко договаривались о создании художественного театра.
Не секрет, что биографии многих выдающихся людей полны символических предсказаний. И все же, любой раз поражаешься, когда фатум расставляет в жизни человека, на первостепеннный воззрение, ничего не значащие, но на самом деле, о многом говорящие знаки, вроде бы намекая на его особое предназначение. Есть определенная символика в том, что в самом начале своего жизненного пути, ещё подростком Николай Кокин, нисколько тогда не подозревающий о своем будущем артистическом поприще, только приехав в Москву, безотлагательно же оказался в месте, насовсем связанном с историей русского театра, напоминающем о святом для Н.А.Анненкова имени Константина Сергеевича Станиславского, приём, сценическую практику и теоретическое наследие которого, он, став актером, изучает на протяжении всей своей жизни, и в текущее время, на пороге своего 100-летия продолжает заниматься изучением. Томик К.С. Станиславского он держит у изголовья и не ложится почивать, не прочитав на темное время суток немного страниц.
Ну, конечно, в том в отдалении 1910 году мальчуган Коля — грядущий артист Анненков, ещё не догадывался о предстоящей ему сценической карьере. Хотя заинтересованность к художественному миру, к миру искусств проявился у него уже тогда, в раннем возрасте. Отец, оставив Коле целковый на день и поручив его человеку, которого просил сопровождать подростка по Москве, уехал по своим делам. А Николай, наняв извозчика, вкупе с сопровождающим поехал в Третьяковскую галерею и продолжительно, с интересом разглядывал коллекции картин, сильно его поразивших. Вообще, молодой Коля Кокин — природа жутко эмоциональная, впечатлительная и восприимчивая ко всему новому, в особенности к прекрасному, с жадностью впитывал в себя все увиденное им в Москве.
Учась и подолгу живя в Тамбове, большом губернском городе центральной России, молодой Кокин и там находил несть числа возможностей для общения с искусством. Например, он скрупулезно сберегал пятачки, данные ему на покупку еды во время здоровый перемены между занятиями в училище, чтобы вслед за тем применять накопленные финансы на посещение кинематографа, которым он был очарован. Он был постоянным посетителем тамбовского кинотеатра «Художественный», где пересмотрел все вышедшие в тот отрезок времени на экраны немые фильмы.
Еще раньше, до кинематографа, он был потрясен первой в его жизни встречей с цирком. Когда он до поступления в училище жил дома с семьей, в Инжавино приехала цирковая семейство Кнок. Раскинув деревянное строение цирка на площади села, цирковые артисты демонстрировали свои удивительные номера, вызвавшие у Коли натуральный экстаз и целую бурю эмоций, посреди которых доминировало страстное стремление самому обозначиться с цирковым представлением. В тот же вечерок, собрав дома всех родных, с детской отчаянностью и бесстрашием, хлопчик попытался воспроизвести номера, увиденные в цирке Кнок
В нем до срока проявились черты, ставшие потом главными, определяющими качествами характера артиста Николая Анненкова на протяжении всей его долгой жизни, — тяготение ко всему новому, неизведанному, горячее возделение все изведать, испытать, попробовать самому, до всего достичь, полно добиться. Все это в сочетании с повышенной эмоциональностью, с горячностью его страстной натуры, граничащей с одержимостью, приводило, порой, к результатам, которых он и сам на ожидал.
Ему все было безумно занятно, и все хотелось соорудить самому. Услышав как-то бродячих музыкантов, захотел также достигнуть музыкального эффекта. Собрал группу мальчишек, сообща с которыми ходил по Инжавино, изображая передвижной оркестр. Но настоящих инструментов у юных «музыкантов» не было. Вместоположение них в ход шли палки, прутья и доски, насаженные на огромные гвозди. Полностью контролировать себя во время представления небольшой Николай ещё не мог, а его непосредственность, искренность и вера в предлагаемые обстоятельства были так сильны, что все это не привело к настоящей катастрофе. Самозабвенно изображая музыканта, Коля Кокин так увлекся, что выронил поделку, имитирующую мелодический инструмент и упал. Да так неудачно — лицом вниз, прямо на торчащие острием гвозди, единственный из которых пройдя насквозь щеку, вонзился в гортань. Нанизанного на гвоздик мальчика сняли с острия, как с вешалки, и длительно затем лечили. Эпизод оставил память на всю существование. У Народного артиста СССР Николая Анненкова, которому быстро исполняется сто лет, до сих пор сохранилась на левой щеке, возле носа небольшая отметина — напоминание о его одержимости и горячем темпераменте, ослепительно проявившемся уже в раннем детстве.
Интерес ко всему неизведанному, неиспытанному, неистовая охота новых впечатлений, зачастую сопряженных с риском и опасностью, не раз приводили юного Николая Кокина к ситуациям, грозящим катастрофическими последствиями. То он по узкой тропинке летит на бешеной скорости на велосипеде, задевая о деревья так, что на ствол наматывается прядь его волос, а сам он следом столкновения шесть метров летит по воздуху. В прочий раз он на том же велосипеде со всего маху сваливается в огромную яму, которую увлеченный скоростной ездой и открывающимися около видами, легко не заметил. Или, увидев, что по реке сплавляется деревья, ныряет в воду с бревен, скрепленных в огромные квадраты-колодцы, а вынырнуть уже не может. Над головой — страшные, массивные бревна, заполнившие все надводное пространство — и уже нет выхода, нет просвета, черно и нереально дышать. Но нежданно-негаданно видит, мелкотравчатый лучик света пробивает водную темень. Так, по солнечному лучу, вверх, в узкое окошечко между бревнами, и выскочил он на волю из водяной западни.
Таких опасных, грозящих гибелью, моментов в жизни юного Кокина было бесконечно немало. Судьба, не скупясь, расставляла фатальные обстоятельства на пути молодого человека, вроде бы испытывая его на прочность. А узнав его бесстрашный нрав и волевой нрав, подарила долголетие и феноменально длинную, длящуюся без малого столетний период творческую активность.
Закончив в 1917 году Тамбовское реальное училище, Николай Кокин все лето занимался с преподавателем физикой, и осенью того же года поступил в Московский институт путей сообщения. Александр Иванович купил сыну новенькую шинель с зелеными погонами, окантованными серебром — такова была форма инженеров-путейцев. Но обучаться в Москве Николаю не довелось. Александр Иванович, имея на руках большое семейство, в силу сложившихся на тот миг обстоятельств и нестабильной политической ситуации в стране, не мог материально подсоблять сына, живущего за пределами дома. Николай взял в институте академический отпуск и вернулся в Инжавино, в родительский жилье. А вскоре разразились октябрьские события, перевернувшие бытие всей страны, нарушившие планы и радикально изменившие судьбы больших масс людей. Безусловно, новые обстоятельства вмешались и в судьбу Николая Кокина. Революция целиком изменила уклад его семьи, а самого Николая поставила перед необходимостью нового выбора.
С весны 1918 года Николай Кокин начинает самостоятельную взрослую существование и розыск своего пути в новых исторических условиях. В апреле устраивается на работу в Тамбовский эвакопункт. Служит там до конца года делопроизводителем. В 1919 году в г. Кирсанове работает агентом уездного продовольственного комитета. В институт он позже уже не вернется. Захваченный новыми событиями, новыми жизненными впечатлениями и новым, негаданно возникшим увлечением, которое вскоре перерастет в настоящую слабость и станет позднее главным делом его жизни, Николай Кокин изберет для себя другой актуальный стезя, иную профессиональную судьбу.
А начинается его здоровый сценический стезя так. В Инжавино был Народный жилище, где работал драматический круг. Занимались там, в основном, девушки. Мужчин не хватало. Когда Николай Кокин, взяв отпуск в институте, приехал домой, режиссер стал хлопотать его поучаствовать в спектакле. Николай отказывался, говоря, что ни при каких обстоятельствах не играл на сцене. Но режиссер шибко упрашивал, ему не доставало исполнителей мужских ролей. В конце концов, молодого студента уговорили сыграть маленькую образ в водевиле. Герой, которого доверили Кокину — 75-летний старик-негоциант три раза проходил по сцене и трижды произносил одну единственную фразу: «Мне бы только в настоящее время пирожка с капустой и маленькую рюмочку водки». Вся образ и заключалась в одной этой фразе. Но произнося ее, начинающий артист живо представил себе запотевший графинчик с горячительной жидкостью и свежеиспеченную кулебяку. В итоге контент получился сильно впечатляющим, жизненно-убедительным и выразительным, вызвал хохот и аплодисменты зрителей. Успех участника любительского спектакля Кокина в его первой эпизодической, в сущности, проходной роли явился началом, как оказалось попозже, выдающейся сценической карьеры актера Николая Анненкова.
В декабре 1919 года Николай Кокин вступил в ряды Красной Армии. Был зачислен в начальный Ратищевский (?) полк и безотлагательно же назначен заведующим оперативного стола. Что, хотя вообще-то, неудивительно. Грамотных красноармейцев, а тем больше имеющих такое образование, какое дало реальное училище, в те годы было не уж очень хоть отбавляй.
В 1902 году Николай Кокин начал исполнять обязанности культработника, в первую голову в кавалерийском полку, стоящем в г. Кирсанове, а после этого в 1921-22 гг. — в пехотном полку в Москве. Являясь культработником, он сам активно участвовал в полковой самодеятельности, и в прошлом всего, в драматических спектаклях.
Военную службу грядущий артист заканчивал в Замоскворечье. Выполнив служебные обязанности, бежал на иной финал Москвы репетировать, вечером на спектакль, а в перерыве ещё успевал угодить, еще раз же пешкодралом, на уроки пения. На одну только дорогу уходила масса времени и физических сил. И все это в тяжелое, голодное время на скудном пайке, когда обед состоял из куска черного хлеба и стакана морковного чая с сахарином. Выручала юность и выносливость артиста-красноармейца. Впрочем, юность тут ни при чем. Вся дальнейшая существование Николая Анненкова — подтверждение его феноменальной творческой активности и невероятной работоспособности, не оставляющих мастера в течении 80-ти лет его беззаветного служения театральному искусству.
Спектакли, в которых участвовал Николай Кокин в годы армейской службы, чаще всего проходили на сцене полкового клуба при Павловских казармах и в любительском театре Главного военно-инженерного управления. Режиссер посоветовал ему изменить мало эффектную для сцены фамилию, и тогда начинающий артист взял себе звучный псевдоним — Хатунский (Хатун — поселок под г. Подольском, к которому был приписан Н.Кокин по воинской обязанности). Уже в те годы, в что ни на есть преждевременный отрезок времени его творчества, Кокин-Хатунский пользовался большим успехом у зрителей.
В любительском театре клуба ГВИУ был буфетчик — здоровый поклонник таланта артиста. Он нередко подкармливал его в те нелегкие голодные времена. И на правах приятеля, порой, просил: «Коля, в эти дни в театр придут мои друзья и молодая. Постарайся, сыграй так, чтобы со слезой». В спектакле Кокин-Хатунский играл молодого человека, изгнанного из дома, мамаша которого захворала, умерла и он приходил проводить ее. Стоя у гроба любимой матери, он вскидывал руки со словами: «Мама! Я иду к тебе, возьми меня!», — стрелял из пистолета себе в висок. Чаще всего зрители, в особенности, женщины не выдерживали, стонали, плакали и, более того падали в обморок. В театре ГВИУ за сценой загодя сознательно были заготовлены носилки, на которые клали упавших следом эпизода «со слезой» и выносили на свежий воздух. Многие в те годы ходили в театр ГВИУ нарочно для Хатунского.
Армейское руководство позволяло своему любительскому театру звать для участия в спектаклях профессиональных актеров. Таким образом, начинающий артист Кокин-Хатунский имел вероятность выступать на сцене с опытными профессиональными партнерами. В одном из спектаклей сообща с ним работала известная провинциальная актриса Е.Е.Гоголева. Она посоветовала молодому коллеге: «Николай, вам нужно топать в театр настоящий», — и направила его к своей дочери — актрисе Мкумачового театра Елене Гоголевой.
Елена Николаевна вспоминала попозже, как к ней «за кулисы пришел прекрасный юноша с копной золотистых волос и чудесными проникновенными карими глазами», и привез ей сообщение от матери. Елена Евгеньевна писала, что видела Николая Кокина в спектаклях, которые произвели на нее большое ощущение своей игрой и просила дочка «прослушать молодого человека и поразмыслить о его дальнейшей актерской судьбе». Прочитав послание, Е.Н. Гоголева, тогда совершенно молоденькая (моложе самого Кокина) актриса, только-только начинающая свой тракт в Малом театре, ответила: «К сожалению, ничем не могу вам подмогнуть. У меня самой ещё уж очень малый сценический навык. Мне кажется, что лучше вам изведать поступить, на первых порах, в школу Мкрасного театра». И Анненков (тогда все ещё Кокин, или точнее, по сцене Хатунский), уже достаточно прославленный артист, «абсолютно не смутившись, — как продолжала свои воспоминания Е.Н.Гоголева, в газете «Советская культура» (18.09.1979 г.), — последовал моему совету, пошел удерживать экзамены в Высшие театральные мастерские при Малом театре…»
К совету младой актрисы, в дальнейшем, уместно сказать, ставшей одной из постоянных и любимых сценических партнерш Н.Анненкова в Малом театре, он отнесся с большим пониманием, «совсем не смутившись» аккурат потому что, что сам уже был внутренне готов к серьезному изучению основ актерской профессии, давнехонько чувствовал острую надобность очиститься от навыков самодеятельного театра.
Он подал документы в высшие театральные мастерские — нынешнее училище им. М.С.Щепкина, куда в те далекие годы наплыв был отнюдь не меньше, чем в настоящее время. Молодые вечно мечтают о сцене — так что конкурс был немалый. Приемную комиссию возглавлял сам А.И.Южин — выдающийся артист, долгое время бывший партнером великой М.Н.Ермоловой, имеющий известность драматург и крупнейший социальный участник, к тому же, в те годы он был ещё и директором Мкрасного театра.
Абитуриентам давали впитывать текст отрывки. Обычно затем нескольких строк чтения их останавливали — комиссии уже все было ясно. Н.Кокин читал «На конец поэта» М.Лермонтова и при этом, со страхом думал, что сегодня его прервут и прогонят. Но комиссия молчала, слушала. Он продолжил дальше, вошел в раж, распалился и, дойдя до заключительных строк «А вы, надменные потомки, известной подлостью прославленных отцов…», гневно и страстно выпалил их прямо в лик человеческий Южину. И умолк, весь дрожа от волнения и огромной внутренней затраты. В зале безмятежность. Втоварищ Южин поднялся и попросил, чтобы для молодого чтеца принесли кресло. Это был недурной знак.
Так его приняли в школу Мкрасного театра и вместе с тем в сам театр. С сентября 1922 года Николай Кокин — студент высших театральных мастерских и артист подготовительного кадра (курса?) Мкрасного театра. Это было начало большого сценического пути Н.А.Анненкова в старейшем из драматических театров России. Начало его неутомимого, безостановочного, ни в жизнь не прерываемого движения к вершинам мастерства.
Теоретические и учебно-практические занятия в театральных мастерских дополнялись бесценными уроками, обучаемыми студентом прямо от артистов Мкумачового театра на сцене, во время совместных выступлений в спектаклях за кулисами, где он с жадностью внимал советам старших коллег.
Оеще раз художественной жизни Мкумачового театра — культ крупных актерских индивидуальностей, сумма которых составляет слаженный коллектив, вошедший в легенды артистический ансамбль. В 1920-е годы, когда Николай Кокин в первый раз стал на прославленную, старейшую в стране драматическую сцену, в Малом театра была великолепная, уникальная труппа, состоящая из выдающихся артистов, замечательных мастеров сцены, больших самобытных художников — труппа ярких творческих индивидуальностей. А.И.Южин, П.М.Садовский, А.А.Яблочкина, В.Н.Рыжова, В.О.Массалитинова, Е.Л.Турчанинова, С.Л.Кузнецов, А.А.Остужев, М.М.Климов… Каждое имя в текущее время звучит, как сказка. Каждый из этих выдающихся артистов вписал яркие, незабываемые страницы в историю русского театра. А Николай Анненков всех их знал лично, со всеми общался на сцене и в жизни. Являясь сценическим партнером корифеев, он был ещё их чутким, восприимчивым учеником, насовсем сохранившим в памяти искреннюю признательность и сердечную признательность своим великим наставникам.
Помня, что культ актерского творчества завсегда был, и должен насовсем остаться основой сценической практики Мкумачового театра, достигая в своем искусстве высот, установленных мастерами прошлого, корифеи театра личным примером убеждали всю труппу в необходимости самоусовершенствования. Выполняя заветы великого Щепкина, проявляя особую заботу о преемственности поколений, «старики» передавали молодежи знания и навыки, помогали овладеть творческим методом Мкумачового театра.
Придя в «Дом Щепкина», Н.Анненков учился у своих старших коллег секретам актерского мастерства, стремился перенять, постичь и развить в своем творчестве традиции старейшей драматической сцены, подмечал индивидуальные особенности и старался брать на вооружение сильные стороны своих старших коллег. Его поразил размах личности и вдохновенное актерское мастерство Южина, восхитили королевское величие и в то же время естественность, простота в жизни и на сцене, свойственные Яблочкиной. Пленял мягонький прикол, яркость сценических характеристик, демонстрируемых Климовым. Трогали недоступная сценическая простота, органичность и обаяние, сочетаемые с художественной выразительностью образов, какими отличалась одна из великих «старух» Мкумачового театра Варвара Николаевна Рыжова. Но, пожалуй, наибольшее воздействие на создание артистической индивидуальности Николая Анненкова в его преждевременный отрезок времени пребывания в Малом театре оказали Александр Алексеевич Остужев и Степан Леонидович Кузнецов.
У Остужева, «последнего романтика русского театра», как его часто называли критики и театральные историки, Анненков учился романтической окрыленности, приподнятости в …………………….???, вдохновенной поэтичности, одухотворенности…???… и сердечности, искренности исполнения. У Кузнецова — реалистическому методу, искусству достоверного, психологически-убедительного раскрытия внутреннего мира героев, точности и выразительности в обрисовке характеров. Индивидуальность артиста оказалась необыкновенно восприимчивой к этим двум важнейшим (?) направлениям сценического искусства Мкумачового театра.
Еще студентом Николай Кокин был немало занят в репертуаре театра. Принимал участие в массовых сценах и исполнял маленькие, эпизодические роли в спектаклях «Воевода», «Снегурочка», «Волки и овцы», «напасть от ума», «Мария Стюарт», «Юлий Цезарь» и многих-многих других. Но, играя всего только эпизоды, своим добросовестным и творческим отношением к порученным ролям, сумел направить на себя заинтересованное внимательность коллег, побудить почтение мастеров. Так, в вовсе крохотной роли литовского крестьянина в «Медвежьей свадьбе» А.В.Луначарского, за немного минут сценического действия, отведенных его персонажу, артист создавал единый мини-спектакль, поразивший его партнеров. Е.Д.Турчанинова, знаменитая актриса театра, увидев, с каким энтузиазмом и отдачей, как прямо и свежо играет Николай Кокин свою маленькую образ, сказала: «Из этого человека выйдет толк». И оказалась пророком, совсем не ошиблась в своем предсказании.
Эпизод, сыгранный молодым артистом, видимо, на самом деле, был так ярок и выразителен, что более того через пятьдесят с лишним лет, другая актриса, Е.Н.Гоголева все ещё будет держать в памяти его: «Не могу запамятовать Анненкова, ещё студента, в котором он отличался своей правдивостью и темпераментом».
Чтобы сделать ощущение вслед за тем первых, ещё небольших ролей и запомниться в них на десятилетия, дебютант должен был иметь незаурядным дарованием и яркой индивидуальностью. Природа щедро одарила Анненкова благодатными, великолепными данными, вроде бы нарочно созданными для выступлений на сцене. Непосредственность, искренность, необычайная эмоциональность, здоровый, взрывной темперамент, сильная энергетика, сценическая органика и заразительность, влиянию которых нереально не поддаться. И ко всему этому, неординарная, благородная наружность. Подкупающее обаяние, правильные, прекрасные выразительные черты лица, мужественный аристократичный вид, статная фигура, величавая поступь — во всем чувствуется разновидность, во всем — краса и гармония. Но главное: звук! Его сказочный, дивной красоты, с едва-едва напевными интонациями звук! Этот уникальный, обеспеченный обертонами, активный, гибкий, пластичный звук с годами не потерял своей выразительности, не лишился ни одного из своих многочисленных оттенков. Напротив, мастерское, доведенное до совершенства владение техникой речи, придало голосу артиста особое, непередаваемое звучание, наделило ещё большим очарованием.
Выразительность сценических данных и многообещающий дар начинающего артиста были безотложно замечены в труппе. Очень быстро ему начинают поручать ответственные роли. На второй год его работы в Малом театре, когда он проходил вектор движения обучения в театральных мастерских, ему уже доверили большую, значительную классическую образ в комедии А.Н. Островского. Созданный им образ Васи в спектакле «Не так живи, как хочется» — первая крупная сценическая виктория Анненкова в Малом театре, и первая его ступень в освоении классического наследия великого драматурга. Забегая вперед, скажем, что в дальнейшем он переиграет весь ключевой репертуар Островского, будет позже участвовать на практике во всех осуществленных на сцене Мкрасного театра постановках пьес любимого автора.
В 1924 году Николай Кокин окончил Высшие театральные мастерские. В сентябре 1925 года его зачислили в центровой состав труппы. Но по сути дела, он стал артистом основного состава значительно раньше, чем это было официально отмечено в приказе по театру. Активно занятый в репертуаре, и уже играющий центральные роли, Анненков занял подобающее его таланту положение в прошлом, чем это было отмечено записью в его рабочий книжке.
После вступления в первостепенный состав труппы, работы ещё прибавилось. Роли посыпались одна за иной. Только в сезоне 1256-1926 гг. — в начальный его год его работы в качестве артиста основного состава, он осуществил четыре новых роли. Следующий период принес ещё пять новых, больших ролей, посреди которых была образ Жадова в «Доходном месте» А.Н. Островского — одна из труднейших в классическом репертуаре. Так продолжалось и последующие годы. В первое десятилетие своего служения Малому театру, продолжая выступать в спектаклях текущего репертуара, Анненков всякий свежий период создавал по три-четыре, а подчас по пять-шесть новых сценических работ. По московским меркам это — немало. И удается вдалеке не всякому артисту.
В первые годы сценической карьеры артиста в Малом театре, на афишах и программах спектаклей с его участием писали настоящую фамилию Анненкова: Кокин. Но старшие коллеги, в особенности Южин и Остужев, говорили, что ему стоит заменить не чересчур благозвучную, нимало нетеатральную фамилию на больше подходящий сценический псевдоним. У Николая Кокина маму звали Анной, одна из сестер — также Анна, и первой его любовью оказалась дама по имени Анна. А в спектакле Мкумачового театра «Аракчеевщина», где был занят младой Кокин, С.В. Айдаров, играющий Аракчеева, все время говорил о декабристе Анненкове, к которому Николай Кокин испытывал крупный заинтересованность и симпатию. Так и возник его свежеиспеченный псевдоним. Николай Кокин стал Николаем Анненковым. (Хотя по паспорту, и во всех остальных документах Народный артист СССР Н.А. Анненков до сих пор остался Николаем Александровичем Кокиным.).
В преждевременный отрезок времени своего творчества, как после этого всю свою феноменально долгую профессиональную существование, Анненков играл хоть отбавляй, упоенно, с огромным желанием и радостью. Он работал настойчиво, настойчиво, терпеливо, оттачивая и совершенствуя свою исполнительную технику, отыскивая новые средства выразительности, новые приемы и способы игры.
Не все из созданного получилось. Но промахи чаще всего были обусловлены мало продуманными постановочными решениями режиссуры и несовершенством литературной основы роли. Далеко не завсегда драматургический материал давал вероятность для создания полноценных художественных образов. И в этой беде Анненков был не одинок. Точно в таком же положении находились все остальные артисты труппы, которым приходилось выступать в пьесах, не достойных их таланта.
В новых исторических условиях Мкумачовый театр вынужден был известия новую репертуарную политику, соответствующую требованиям времени. В 1920-е годы сторонники так называемого «левого фронта» и другие идеологи «революционного искусства» нападали на старейший драматический театр за его тяготение сберечь культурное наследие прошлого, за приверженность традициям и чрезмерно частое, с их точки зрения, воззвание к классике. Требовали быть ближе к жизни, отражать на сцене новую явь и новых героев. Но хороших пьес, запечатлевших реалии нового времени, выводивших на сцену современных персонажей, было чересчур негусто. Найти теперешний писательский материал, адекватный запросам старейшей сцены, удавалось нечасто. И тогда на афишу попадали пьесы-однодневки, произведения случайные, необязательные для русского национального театра.
Анненков, как и все остальные артисты Мкумачового театра, не избежал участия в подобных сценических поделках, всевозможных литературных переработках и приспособлениях, ориентированных на конъюнктуру времени. Как и все, он вынужден был игрывать в спектаклях, скоро сходивших с репертуара, не оставивших о себе памяти.
Но были в его репертуаре первых послереволюционных лет и роли целиком достойные, роли, позволившие артисту сотворить яркие, запоминающиеся образы героев-современников. Одним из таких современных сценических героев был революционный матрос Швандя в знаменитом спектакле Мкумачового театра «Любовь Яровая» К.А. Тренева, поставленном в 1926 году.
На премьере образ Шванди играл Степан Кузнецов, а у Анненкова была небольшая образ белого офицера. Не менее, чем посредством год, ему пришлось незамедлительно заместить первого исполнителя, причем произвести это в обстоятельствах, как в текущее время принято гутарить, экстремальных. Случилось злоключение. Уже играя спектакль, во время второго акта Кузнецов сломал ногу. В зрительном зале — аншлаг. А артист, играющий Швандю — человека невероятно жизнелюбивого, озорного, веселого, энергичного, — не может ступить ни шагу, чуть сдерживаясь от боли. В театре сию минуту вспомнили о молодом артисте Анненкове, на глазах которого создавался спектакль. Срочно послали за ним машину. «Вас тотчас вызывают в театр, будете игрывать Швандю. Степан Леонидович сломал ногу», — сообщил курьер потрясенному актеру.
Трудно себе до конца представить состояние Анненкова в тот незабываемый для него вечерок. Его неотложно переодели в наряд матроса и выпустили на сцену. И он должен был экспромтом, без какой-либо подготовки, игрывать во второй половине спектакля вкупе с корифеями театра Е.Д.Турчаниновой, В.Н.Рыжовой, П.М.Садовским, В.Н.Пашенной образ, которую только что исполнял любимец публики, прославленный артист С.Л.Кузнецов. Но младой артист выдержал опробование. Он сыграл Швандю блестяще, и образ закрепили за ним. Впоследствии, Анненков с успехом дублировал Кузнецова в этой роли. (Через навалом лет в следующей сценической редакции «Любви Яровой», осуществленной Малым театром, он создает образ другого участника революционных событий комиссара Кошкина).
И все же не современные образы, но увлекательно, вдохновенно и темпераментно сыгранные роли классического репертуара, раньше всего, в пьесах Островского, выдвинули Анненкова в строй ведущих артистов театра ещё в самом начале его сценического пути, в первое десятилетие его работы в старейшем русском драматическом театре. В 1920-е годы на сцене Мкумачового театра он воплотил в жизнь три ведущих, сильно значительных роли в пьесах Островского: Васю («Не так живи, как хочется»), Митю («Бедность не порок») и сложнейшую драматическую образ Жадова в «Доходном месте».
Воплотить роли великого русского драматурга, тем больше такие сложные, на сцене Мкумачового театра, тот, что неслучайно называют «Домом Островского» — основательный экзамен для молодого артиста. И он его выдержал на «отлично». По воспоминаниям Е.Н. Гоголевой и других очевидцев спектаклей Мкумачового театра 1920х годов, Анненков сыграл эти роли блистательно.
Молодых героев Островского — людей обостренной совести и чистой души, от всего сердца верящих в добро и правильность, Анненков играл задушевно, нетрудно, человечно, с пониманием стилистики пьес драматурга, с изяществом и до срока приобретенным мастерством. В традиционную для Мкрасного театра интерпретацию этих классических образов, он вносил родное мироощущение, свою собственную силу убеждения, свою личную заинтересованность в победе справедливости. С пылом и темпераментом молодости он отстаивал на сцене Мкумачового театра идеалы добра и гуманизма, призывая зрителей снова раскрыть себя и уверовать в силу и важность вечных, старых, как мир, давнехонько всем известных, но ни при каких обстоятельствах не устаревающих истин.
В те годы, по строгим правилам Мкрасного театра серьезные, значительные роли начинающим артистам поручали отчаянно нечасто. Роль Мити в комедии «Бедность не порок» Анненков получил из рук самого Остужева. В 1925 году, как-то раз он сыграл Митю, заменив заболевшего Остужева. Но образ за ним не закрепили. И только посредством пару лет, вслед за тем упорного ходатайства Остужева, доказывавшего, что Анненков может игрывать Митю, молодого артиста официально назначили на эту образ. Остужев же помог Анненкову в работе над образом Островского и ввел его в уже идущий спектакль.
Заботясь о смене поколений, угадав в молодом коллеге своего преемника, Остужев раскрыл ему способ романтического прочтения классического образа, подсказал способы поэтического истолкования роли Мити. И Анненков не обманул доверия замечательного актера-романтика. Унаследовав от Остужева традицию приподнятого над бытом, возвышенного, романтически-окрыленного искусства, он с достоинством пронес ее посредством всю свою долгую существование на сцене. И там, где жанр пьесы и материал роли позволяли сформировать метафорически-обобщенный или романтический образ, ни при каких обстоятельствах не упускал этакий возможности.
Таким романтически окрашенным, поэтическим образом, воплощенным Анненковым на сцене Мкрасного театра уже в следующее десятилетие работы артиста, был его пушкинский Самозванец в спектакле «Борис Годунов», поставленный в 1937 году к столетней годовщине со дня смерти поэта.
Его Лжедмитрий был человеком больших и сильных страстей, незаурядных способностей. Он был одержим честолюбивыми замыслами, поглощен идеей могущества и власти. Мечтая о славе, он являл такую волю к победе и такую абсолютную сосредоточенность на поставленной цели, развивал такую сумасшедшую активность и демонстрировал столь ума и хитрости, столь ловкости и отваги, знания людей и умения известия интригу, что позволительно было в какой-то миг уверовать, что это не скромный инок Гришка Отрепьев, а всамделишный наследник трона.
Но, увидав Марину Мнишек, потрясенный ее ослепительной красотой, герой Анненкова был готов отступиться от затеянной авантюры. Внезапно сразившая его влюбленность была так сильна, что ему хотелось запамятовать все, на что было потрачено столь времени и сил, отступиться от честолюбивых планов и, открыв душу и сердце любимой, сызнова сделаться самим собой. Его разъяснение в любви Марине было пылким, страстным, совершенно искренним. Но ледяной реакция надменной, гордой красавицы, какой играла Марину Е.Н.Гоголева, возвращал Григория-Анненкова с небес на землю. Подталкиваемый к авантюре нетерпеливой, и ещё больше амбициозной, нежели он сам, польской аристократкой, герой Анненкова вынужден был ещё ворочаться к роли Самозванца, претендующего на престол, которая уже больше его не вдохновляла. Добровольно затеяв опасную интригу, он сам стал одной из первых ее жертв, сам себя лишил прав на простые, естественные человеческие чувства. За грешок гордыни и преступное честолюбие, построенное на обмане, Григорий-Анненков был наказан любовью без взаимности и невозможностью быть самим собой ни в единственный из моментов его жизни.
Создать романтический образ, используя в качестве основы эталон высокой поэзии, великую трагедию Пушкина — сложная, почетная проблема для артиста. Но, быть может, не менее сложно и ответственно сформировать убедительный, возвышенный романтический образ на современном, не столик безупречном материале. В 1930-е годы Анненков доказал родное умение воплощать на сцене героические образы, овеянные ореолом романтики и поэзии, опираясь на современные пьесы, порою далекие от художественного совершенства, но одухотворенные гуманной идеей, основанные на философии жизнеутверждения, открывающие необыкновенное в обыкновенном, героическое в будничном.
Такой пьесой, несущей в себе мощный заряд оптимизма, воспевающей героизм повседневности была «Слава» В.М. Гусева, поставленная в 1936 году режиссером К.П.Хозловым. На фоне повседневных буден, обычной, каждодневной жизни простых людей, автор и театр решали проблему подлинного и мнимого героизма. Героизма непоказного, негромкого, идущего от искреннего сердца и героизма, вдохновленного честолюбием, рассчитанного на результат, фальшивого.
В центре стихотворной пьесы — Маяк и Мотыльков, два молодых человека, два друга, влюбленных в одну девушку. Горячий, порывистый, ослепительный, мечтающий о невиданных геройских поступках и славе, Маяк. И тихий, уравновешенный, сдержанный, избегающий бравады и эффектных жестов, Василий Мотыльков. Но как раз тот самый скромный дядя становился в пьесе Виктора Гусева и спектакле Мкрасного театра настоящим героем, совершающим геройский поступок не во имя славы, но с целью людей.
Мотылькова играл в спектакле Анненков. Играл с здоровущий внутренней экспрессией, шибко, вдохновенно и поэтично. Вместе с автором он воспевал красоту нового современного героя, его нравственную силу и настоящее мужество. Открывал в скромном, обыкновенном, живущем рядом человеке подготовленность к самопожертвованию и подвигу, совершаемому несложно, без экзальтации и громких слов. В Мотылькове Анненкова были сосредоточены лучшие качества современного героя, сконцентрирован общественный идеал эпохи.
Интересную характеристику спектаклю «Слава» и образу, созданному в нем Анненковым дала газета «Культура» (от 29.09.1994) (?); очевидец общественных и культурных событий 1930-х годов Е. Полякова: «Сейчас «Славу» Виктора Гусева ни единственный театр не примет к постановке. В тридцатые годы нас, таганских школьников, организованно водили на спектакль с последующими диспутами о советском герое. И мы гордились тем, что ходили на спектакль Мкрасного театра в свой театр на Таганской площади, где тогда был филиал Мкрасного, и где в настоящий момент — разделение сцены. Актеры и зрители из центра приезжали на Таганку на «аннушках» и «букашках», — мы — школьницы Больших Каменщиков и Воронцовской, были влюблены в Анненкова, игравшего мужественно-скромного Мотылькова. За ним стояли летчики, спасшие челюскинцев, геологи, зимовщики Северной земли, пограничники — все мечтали об этих профессиях».
1930-е годы — бойкий, плодотворный отрезок времени работы Анненкова над образами героев современности. Эта задача была ему крайне близка, интересна и всю дорогу его волновала. И постоянно, проявляя в утверждении этой темы гражданскую и творческую активность, всякий раз он решал ее на сцене по-разному. Артист ни в жизнь не изображал абстрактный идеал, не показывал хорошего человека «вообще». Его безупречный герой всю дорогу был узко связан со своим временем, с общественным идеалом эпохи, с духовными морально-этическими запросами современников.
Новое время рождает новых героев. Всю существование, в разные периоды своей творческой биографии, Анненков бьется над разгадкой идеального героя в его реальной и сценической ипостасях, всю бытие ищет качества, определяющие гуманистическую основу личности нашего современника. И в произвольный свежий отрезок времени профессиональной карьеры артиста, и новоиспеченный отрезок времени в жизни общества, современные герои Анненкова несли в себе иное содержание, иную мировоззренческую нагрузку, и в каждую новую пору были представлены им на сцене в различной эстетике, с помощью новых, диктуемых временем выразительных средств.
Анненков жил, взрослел и менялся вкупе с обществом и своей страной, этапы жизни которой были этапами его личной биографии. Его творчество отражало сложности и метаморфозы эпохи, выявляло проблемы, настроения, устремления и мечты поколения, к которому он принадлежал.
1930-е годы — время первых советских пятилеток, гигантских строек, грандиозных планов, отрезок времени покорения небесных и водный стихий, пора «поколения победителей» — пора героев-энтузиастов. Общий настрой, динамика, темп, темп времени были мажорны, оптимистичны, жизнеутверждающи. И Анненков отражал в своем творчестве сквозь современных персонажей той поры тот самый групповой победительный настрой 30-х годов.
Воплощая общественный идеал времени, артист утверждал на сцене высокую этику и гражданскую активность своего современника, воспевал в нем героическое начало, преданность идее, нерушимую верность долгу.
Но ориентируясь на единую социальную идею и совместный настрой победоносных 30-х годов, в каждой новой постановке Анненков находил для современных персонажей иное конкретное воплощение, отыскивал в каждом новом герое неповторимые, индивидуальные черты. Его юный красноармеец Егор («Ясный юг» К.А.Тренева, 1931 г.) отличался от молодого колхозника Алексея («В степях Украины» А.Е.Корнейчука, 1941 г.), юный артист Барсуков («Смена героев» Б.С.Ромашова, 1930 г.) не был похож на молодого ученого Черимова («Скутаревский Л.М.Леонова, 1934 г.), а Нерадов — герой спектакля «Дружба» В.М.Гусева (1938 г.) — на Остаева — героя спектакля «Волк» Л.М.Леонова (1939 г.), хотя всякий из них являлся той или другой сценической модификацией единого идеала времени и нес в себе в большей или меньшей степени некоторые черты личности самого актера.
Сценические создания Анненкова 1930-х годов выявили его профессиональную зрелость, возросшее мастерство, размах его артистического дарования. Достижения актера, давнехонько замеченные публикой, критиками и коллегами по профессии, получили в это время и первую государственную оценку. В 1937 году Н.А.Анненкову было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР и вручен орден Знак Почета.
К 1930-м годам относится и начальный навык работы артиста в кино. Снявшись в фильмах «Честь» (193 г.), «Одиннадцатое июля» (1938 г.) и других, он удачно продолжит любопытно начатую кинематографическую карьеру в следующее десятилетие века, которое окажется не только наиболее активной, насыщенной порой его деятельности в кино, но одним из самых напряженных, драматичных и, вместе с тем, одним из самых ярких, вдохновенных, творчески-плодотворных периодов его жизни.
Сороковые годы — звездная пора творческой биографии Николая Анненкова. К вершинам своих артистических созданий 40-х годов Анненков шел посредством обретения и потери, удачи и разочарования, напрямую связанные с успехами и поражениями, с общим направлением художественного поиска и интенсивностью творческой деятельности Мкрасного театра последнего предвоенного десятилетия. Хотя аккурат в тот отрезок времени, в начале 30-х годов он чуток было не покинул театр, которому, как опосля оказалось, посвятил всю свою бытие. Мысль об уходе (уместно сказать проговорить, возникшая всего один раз за без малого 80-летний стаж служения артиста Малому театру) не была тогда связана с отсутствием творческих перспектив. Как рассказывал Анненков в одном из своих недавних беседа журналу «Театральная жизнь» (1997 г, №9-10) оставить захотелось «…не в силу того что, что мне ролей не давали, нетрудно стало тоскливо. Я хотел обучаться дальше, познавать новое, проверять себя в неведомом. И тут на мое фортуна в Мкрасный театр пришли режиссеры: К.П.Хохлов, Л.А.Волков, И.Я.Судаков, А.Д.Дикий — выкормыши студии Художественного театра. Таким образом, я начал приобщаться к системе Станиславского, заниматься изучением ее, совмещать с тем, что уже мне было известно».
Совмещать то, что было известно, то есть творческий способ Мкрасного театра с опытом Художественного театра, тот, что принесли с собой упомянутые Анненковым режиссеры пришлось не только ему, но и всем остальным артистам труппы. Воспитанники различных актерских школ К.П.Хохлов, Л.А.Волков, И.Я.Судаков, А.Д.Дикий, продолжительное время работавшие в Художественном театре и его студиях, капитально повлияли не только на искусство и профессиональный увеличение Анненкова, но и на творческое формирование других артистов старейшей сцены. Обладая высокой сценической культурой, владея мастерством психологического анализа пьес и методом работы с актером, разработанным Станиславским, эти талантливые режиссеры оказали глубокое положительное влияние на внутреннюю художественную бытие и сценическую практику Мкумачового театра. С их приходом в «Дом Щепкина», в 30-е годы в Малом театра начался отрезок времени интенсивного взаимопроникновения щепкинских традиций и творческих идей Художественного театра, активизировался ход взаимовлияния и взаимообогащения двух ведущих направлений русского драматического искусства.
Вновь пришедшие режиссеры, как и лидеры труппы Мкрасного театра, толково понимали высокую уровень взятых на себя творческих обязательств. Чувствуя особое значимость произнесенного со сцены слова, осознавая острую надобность расширения контактов с современной драматической и повествовательной литературой, они настойчиво искали полноценный художественный материал, адекватный высоким требованиям старейшей сцены и вкупе с тем актуальный, отвечающий запросам времени.
Авторов, близких художественному направлению и стилю Мкрасного театра, решающих творческие задачи, выдвигаемые эпохой, труппа обрела в лице Леонида Леонова, Бориса Ромашова, Виктора Гусева, Александра Корнейчука. В 30-е годы начинается активное сотрудничество театра с этими писателями, удачно продолженное в дальнейшей совместной работе.
В тот самый же отрезок времени Мкумачовый театр продолжает энергичное творческое освоение мирового классического наследия. Премьеры спектаклей «Отелло» В.Шекспира (1935 г.), «На всякого мудреца достаточно простоты» А.Н.Островского (1935 г.), «Ревизор» Н.В.Гоголя (1938 г.), «Горе от ума» А.С.Грибоедова (1937 г.), «Евгения Гранде» по О.Бальзаку(1939 г.), стали не только крупными событиями в истории Мкрасного театра, но заметными явлениями культурной жизни всей страны, всего русского театра послеоктябрьского периода.
К 40-м годам Мкумачовый театр подошел с репертуаром, тот, что украшали имена Пушкина, Грибоедова, Гоголя, Островского, Шекспира, Леонида Леонова, со спектаклями, говорившими о значительных актерских достижениях и высокой постановочной культуре старейшей сцены, с интересными замыслами и серьезной творческой программой, разрабатываемой режиссурой, Художественной коллегией Мкумачового театра и его Художественным руководителем И.Я.Судаковым.
Поставленные спектакли, насыщенная внутренняя существование, большие интересные планы труппы свидетельствовали об интенсивности художественного поиска и значительности творческого потенциала старейшего русского театра. Высокую уровень профессиональной активности, энергичность и многообразие своей художественной деятельности труппа не лишилась и в последующие военные годы. Напротив, Отечественная битва, вызвав всплеск патриотических чувств, объединив весь коллектив Мкрасного театра в едином, мощном порыве, ещё больше активизировала творческие усилия труппы, мобилизовала все духовные физические силы артистов для ещё больше напряженной, интенсивной работы. Ни у кого в коллективе Мкрасного театра «не было, — как писал следом войны основополагающий режиссер Мкрасного театра, Народный артист СССР К.А.Зубов, — случая пренебрежения своим гражданским долгом. Все наперебой соревновались товарищ с другом в количестве и качестве работы. Разучивание новых вещей, репетиция текущего репертуара, выступления вслед за тем репетиций на призывных пунктах, на вокзалах; спектакли, ночные выступления у зенитчиков, одним словом, работы всем хватало на круглые сутки. Если добавить к этому, что все мы несли у себя в театре обязанности по противовоздушной обороне, станет ясно, что все, практически все работники театра, исключая, конечно, наших старейшин, перешли на казарменное положение».
И, конечно, Анненков, как художник с обостренным чувством долга, артист, ощущающий ответственность перед своими зрителями, народом, страной, мужчина, общественно бойкий, неравнодушный к общей беде, принимал живейшие участие в творческих и гражданских акциях Мкрасного театра военной поры. Все родное искусство, все силы, весь свой темперамент он направляет на общее занятие победы над врагом.
Перед самой войной, в июне 1941-го года, Мкрасный театр выехал на гастроли на Украину, разделившись там на две большие группы. Одна доля труппы начала гастрольную поездку в Днепропетровске, другая — на Западной Украине. В год, предшествующий началу войны, артисты театра вели работу по обслуживанию военных частей Красной Армии, расположенных на территории освобожденных земель Западной Белоруссии и Западной Украины.
21 июня 1941-го года очередная военно-шефская бригада Мкумачового театра в составе заслуженного артиста РСФСР Н.А.Анненкова, артистов В.И.Грызунова, Л.П.Меркуловой, М.С.Дымовой, Е.С.Кузнецовой, Л.Н.Назаровой, А.А.Пироцкой и Н.И.Розановой давала концерт в красноармейских лагерях, расположенных на Западной Украине, под Ковелем, близко от польской границы. Завершить концерт не удалось, потому как руководство получило известие о надвигающейся опасности. Зрители прерванного концерта — бойцы и командиры армии включились в военные действия. А участники военно-шефской бригады Мкрасного театра во главе с Н.А.Анненковым, с самых первых дней войны оказались на фронтовой территории и испытали на себе всю тяжеловесность фронтовой обстановки в самом начале Великой Отечественной войны.
Несколько дней через, вслед за тем нападения Германии, в Малом театра коллективом, вернувшимся в Москву из незавершенных гастролей, был создан штаб военно-шефской работы, немедленно же начавший организовывать выступления актеров на призывных участках, агитпунктах вокзалов, а немного позднее — и в госпиталях. В первые месяцы войны бригады Мкрасного театра проводили в Москве не менее трех, а временами, по пять-семь выступлений каждый день.
В октябре 1941-го года, решением правительства Мкумачовый театр был эвакуирован в Челябинск, где, наладив выпуск новых спектаклей и регулярные выступления в текущем репертуаре, коллектив продолжил со все возрастающей интенсивностью свою военно-шефскую работу. Вместе с театром в Челябинск, тот, что в годы войны называли «Танкоградом», приехал Н.А.Анненков.
Активно занятый в репетициях предстоящих премьер и в текущем репертуаре, Анненков совместно с другими артистами, приехавшими на Урал, выступал на заводах и в госпиталях «Танкограда», участвовал в концертах — «конвейерах», когда единственный состав артистов обслуживал поочередно по пять-шесть палат с ранеными каждый день.
Здесь, в Челябинске, в мае 1942-го года Анненков вступил в партию. Это вывод было следствием естественного и искреннего желания находиться в тяжелые годы войны на ответственном, важном участке работы. Оно было продиктовано самыми возвышенными помыслами, самыми благородными чувствами. Невозможно заподозрить карьеристский расчет или какой-либо другой корыстный мотив у человека, вступающего в коммунистическую партию в год, когда немецкие фашисты быстро продвигались в глубь страны. К решению входить в партию в 1942-м году Анненкова подтолкнуло его тяготение быть там, где, как ему тогда казалось, он мог доставить максимальную пользу, где мог больше произвести для фронта, для Победы.
В сентябре 1942-го года Мкрасный театр вернулся в Москву и продолжил военно-шефскую работу по художественному обслуживанию военных частей и госпиталей столицы, а кроме того организацию фронтовых концертных бригад, выезжающих на различные участки фронта. Ведущие артисты театра А.А.Яблочкина, Е.Д.Турчанинова, В.Н.Пашенная, И.В.Ильинский, М.И.Царев, М.И.Жаров, Е.Н.Гоголева, Н.А.Анненков проводят свои творческие отчеты перед офицерами и солдатами в военных частях Армии, участвуют в так называемых «Днях культурного отдыха раненого бойца», выезжают с концертами прямо на фронте.
В 1943 году фронтовая концертная дело Мкумачового театра ещё больше активизируется, существенно расширяется, охватывает собой Воронежский, Юго-Западный, Калининский, Центральный, Белорусский и другие фронты. В мае 1943 года на Северо-Западный фронт по маршруту Бологое-Валдай выезжает бригада во главе с Н.А.Анненковым, в составе артистов В.А.Обуховой, П.А.Оленева, М.М.Садовского, В.Н.Орловой, А.А.Пироцкой, М.И.Гроер. Концерты проходят с большим воодушевлением, в атмосфере всеобщего подъема, демонстрируя содружество актеров и воинов, единство фронта и тыла.
Активная дело фронтовых бригад и фронтового филиала Мкумачового театра военной поры не отменила ключевой обязанности старейшего драматического театра исполнять свой текущий репертуар и творить новые спектакли. Естественно в годы войны первоочередной становится проблема сыскать и осуществить на сцене такие произведения, которые способны побудить ещё более значительный взлет патриотических чувств, помочь нравственный дух населения, вселить в зрителей уверенность в неизбежной Победе. Главным для театра в те тяжелые для всей страны годы было создание спектаклей, посвященных теме войны — теме военного геройского поступка. И, конечно, во многих из таких спектаклей принимает участие артист Анненков.
В Челябинске Мкумачовый театр ставит «Осаду мельницы» по новелле Э. Золя — спектакль, созвучный происходящим в те дни событиям, в котором Анненков играет Доминика Панкера. В тот же закат дня, что и «Осада мельницы» идет премьера «Девушки-гусара» Ф.А.Кони — водевиля из времен Отечественной войны 1812-го года, где Анненков исполняет образ Роланда. Но одним из наиболее значительных сценических событий военных лет, в котором принимает участие Анненков становится постановка пьесы А.Е. Корнейчука «Фронт». Это был спектакль, напрямую связанный с темой войны, причем, войны не исторической, а той, что бушевала, все больше разгораясь, в те месяцы и дни, когда в Малом театра шла служба над пьесой и состоялась ее премьера.
В острой, на изумление смелой пьесе Корнейчука, поднимавшей вопросительный мотив о причинах успехов и неудач нашей Армии, сатирически изображающей недостатки и промахи высшего командного руководства, Анненков играл образ генерала Огнева — молодого, талантливого, противодействующего неэффективным методам командования и устаревшей тактике военного боя, которых придерживались самоуверенной, но давнехонько отставший от требований современной науки командующий фронтом Горлов и его консервативное, бездарное окружение. В молодом полководце Анненкова интересовала психология человека, берущего на себя смелость принимать ответственные, судьбоносные решения, затрагивающие жизненные интересы больших масс людей. Он выявлял в своем герое силу его непоказного патриотизма, его верность военному призванию, его верность военному призванию, волю к победе, способность к нешаблонному мышлению. Талантливый военачальник, вдохновенный стратег, Огнев-Анненков был человеком большого мужества, высокого достоинства, незапятнанной офицерской чести.
Тему долга и чести русского офицера — одну из основных в творчестве Анненкова — он продолжил, работая над следующей своей сценической ролью в спектакле, также посвященном Великой Отечественной войне.
В пьесе Б.А.Лавренева «За тех, кто в море!», осуществленной на сцене Мкрасного театра в 1947-ом году, Анненкову возложили образ капитана-лейтенанта Максимова, поставив перед ним задачу сформировать образ идеального героя — человека высоких этнических норм, отважного военного моряка, рыцарски верного своему долгу, сохраняющего честь офицера и веру в правильность в самых сложных и невыгодных для него обстоятельствах. Задача была не из простых, потому как, как писал затем премьеры рецензент газеты «Известия» 01.02.47 г.: «В Максимове нет никакой внешней яркости, тех «особых примет», которые выделили бы его из среды других. Тем значительнее заслуга актера, тот, что сумел открыть внутреннюю силу и обаяние этого образа.
В спектакле «За тех, кто в море!» режиссеры-постановщики К.А.Зубов и В.И.Цыганков, следуя за автором стремились не столь к отражению внешних событий недавней войны и демонстрации геройских поступков военных моряков, в среде которых разворачивалось действо пьесы, сколь к раскрытию средствами сцены психологических и морально-этических аспектов поведения людей, действующих в ситуациях, требующих проявления мужества, отваги, героизма. Режиссуру и исполнителей ролей интересовали духовные истоки, идейная и психологическая мотивация героического поступка, волновала задача воинского долга и офицерской чести, подвергаемых испытанию славой и честолюбием. Конфликт подлинного героизма и поведения, обусловленного жаждой славы, гражданской ответственности и личной заинтересованности, коллективного и индивидуального выявлялся посредством столкновение двух главных героев, двух командиров отрядов морских охотников капитан-лейтенантов Максимова И Боровского (артист М.И.Царев). Человек высоких нравственных норм и благородных принципов, Максимов противопоставлялся индивидуалисту Боровскому.
Созданный Анненковым образ морского офицера Максимова в спектаклях «За тех, кто в море!» был приподнято оценен современной критикой: «Максимов-Анненков обаятелен не только своей естественной простотой, искренностью, непосредственностью. В нем мы находим ту человеческую значительность, содержательность, благородство, которые, как бы ни был внешне скромен герой, вечно и во всем скажутся, — и в манере общения с людьми, и в деловой обстановке, и в том напряженном ратном труде, тот, что сопутствует военной профессии. Таким внутренне одаренным, с богатой душою, кажется нам Максимов в исполнении Анненкова». — писал 29.17.47 (?) г. в газете «Вечерняя Москва» В. Залесский.
«Четкая идейная направленность и жизненная правдивость отличают образ лейтенанта Максимова, созданный артистом Н.Анненковым. Он лишен внешней эффектности, скромен и, на первостепеннный точка зрения, немного заметен. Вначале Максимов более того теряется в группе офицеров. Но мало-помалу, в особенности со второго действия, он выдвигается на основополагающий проект, становится все ближе к зрителю. Анненков выделяет в Максимове его честность, внутреннюю силу, которая раскрывается все ярче с развитием событий. В нем воплощены прекрасные нравственные свойства советских людей, не боящихся трудностей, твердых, самоотверженных, требовательных к себе и другим. Первое время Максимов кажется немного суховатым исполнительным человеком, лишенным душевного тепла и творческого темперамента. Но это только первое ощущение. Анненков нашел верный реалистический тон, не декларируя немедленно о всех достоинствах героя, а раскрывая их в действии конечно, так же, как мы узнаем человека в жизни. Максимов сильно переживает судьбу своих товарищей, с любовью и гордостью выполняет свой воинский должок. Душевное тепло, ощущение товарищества и творческая тяга, отличающие Максимова, решительно раскрываются в последнем действии пьесы. Тем больше убедительны они для зрителя, тем больше очень обаяние его облика», — рассказывал о работе Анненкова критик газеты «Культура и жизнь» 31.01.47 г.
«Роль Максимова, порученная Н.А.Анненкову, — трудное опробование для актера. Исполнитель вышел из него с честью и бесспорным успехом. Максимов явственно и последовательно противопоставлен Боровскому, как олицетворение положительного начала. Чрезвычайно нетрудно в этом месте сбиться на изображение тусклой и серой добродетели, неспособной разыскать дорога к сердцу зрителя. Н.Анненков на сто процентов чурается этой опасности». — соглашается с другими рецензентами историк театра Б.Ростоцкий в газете «Московский большевик» (02.02.47 г.).
Работа Анненкова, вызвавшая положительные отзывы критиков и жаркий прием зрителей, была приподнято оценена ещё и правительством. За образ Максимова в спектакле «За тех, кто в море!», в 1947 году Анненкову была присуждена Государственная премия (Сталинская премия II степени).
Следующая сценическая служба артиста, посвященная современной теме, также вызывала просторный социальный резонанс и получила высокую правительственную оценку. За образ профессора Лаврова в спектакле «Великая сила» Б.С.Ромашова в 1948 году Анненкову была присуждена вторая Государственная премия (Сталинская премия I степени).
Вновь перед ним стояла проблема сотворить убедительный, активный, объемный образ современного положительного героя — одна из сложнейших сценических задач для драматических артистов. С помощью новых красок, иных, раньше не используемых выразительных средств, надобно было вписать в конкретные сценические очертания индивидуально неповторимые черты ещё одного героя-современника. Судя по отзывам прессы, Анненкову это удалось. Хотя не разрешено не допустить, что созданная им образ, как и весь спектакль Мкрасного театра, в целом получили такую высокую государственную оценку не только за художественные достоинства, но благодаря идеологической направленности пьесы Ромашова и ее постановки, осуществленной К.А.Зубовым и Н.П.Петровым в духе эпохи социалистического реализма.
События пьесы разворачивались в среде научной интеллигенции. У действующих лиц «Великой силы» — академиков, профессоров и сотрудников НИИ исподволь намечалась и все больше углублялась тенденция к размежеванию на настоящих научных работников, людей созидательного, творческого труда и лжеученых, людей, подверженных обывательской психологии, склонных к карьеризму и потребительской морали. В центре спектакля все обостряющийся идейно-нравственный, мировоззренческий конфликт между профессором химии Лавровым, совершившим выдающееся открытие в области медицины, и директором НИИ, профессором Милягиным, не дающим средств на приобретение оборудования для дальнейшей работы над препаратом Лаврова, тратящим денежки на иные, не настолько благородные цели. К тому же потребительское касательство Милягина к делу усугублялось его верой в приоритет западной науки, западных культурных ценностей и недооценкой значения русской науки.